Мистер Вертиго

– Я и не волнуюсь. Коли вы на меня не наезжаете. Чего это мне волноваться?

– Ты ведь мне веришь, Уолт?

– Конечно, верю.

– И сделаешь для меня все, не так ли?

– Конечно. Вы и сами знаете.

– Вот и отлично. Заберись еще раз в машину и достань из бардачка револьвер.

– Револьвер? На кой он вам? Бандиты-то смылись. Тут только мы с вами да ветер, да и то такой, что и ветром-то не назовешь.

– Не задавай лишних вопросов. Сделай, как я говорю, и достань револьвер.

Был ли у меня выбор? Вероятно, да, был. Вероятно, мне следовало отказаться, и тогда все закончилось бы иначе. Но я не посмел ослушаться мастера – только не тогда, только не в тот раз. Ему понадобился револьвер, и мое дело было его достать. Потому, не говоря больше ни слова, я полез в машину.

– Благослови тебя Бог, Уолт, – сказал мастер, когда через минуту я подал ему револьвер. – Второго такого мальчишки нет на всем белом свете.

– Только осторожнее, – сказал я. – Он заряжен, а нам только несчастного случая не хватало.

– Подойди поближе, сынок, – сказал он, похлопав ладонью по земле рядом с собой. – Садись, выслушай, что я скажу.

Я начал жалеть о том, что послушался. Сладкие нотки в голосе мастера всегда предвещали недоброе, и, конечно, сесть-то я сел, однако в желудке уже будто вращалось тележное колесо и к горлу подкатился комок. Мастер был белый как мел. На усах висели мелкие капельки пота, руки дрожали, его лихорадило. Но взгляд оставался твердый. Вся сила, которая еще жила в мастере, сосредоточилась в этом взгляде, и он не отводил его от меня, покуда не договорил.

– Выслушай меня, Уолт. Мы влипли в дрянную историю, и нужно теперь выбираться. Выбираться быстро, иначе конец обоим.

– Может быть. Но сейчас-то нет смысла двигаться, хоть подождем, пока спадет жара.

– Не перебивай. Сначала выслушай до конца, потом скажешь.

Он на мгновение замолчал, облизал пересохшие губы, но слюны у него почти не было, так что легче ему не стало.

– Нужно вставать и идти. Это само собой, и чем дольше мы сидим на месте, тем хуже. Беда в том, что я не в состоянии ни вставать, ни идти. Ничего не поделаешь. А к тому времени, когда сядет солнце, я ослабею еще больше.

– Может, да, а может, и нет.

– Никаких «может», умник. Потому, чтобы не сидеть зря и не терять драгоценное время, я кое-что придумал.

– Да-а, и что же?

– Я останусь, и ты пойдешь один.

– Выбросьте из головы. Я без вас с места не двинусь. Я когда-то дал вам такое слово и намерен его сдержать.

– Это делает тебе честь, малыш, но так ты только наживешь себе новые сложности. Нужно идти, а со мной далеко не уйдешь. Посмотри же фактам в лицо. Сегодня мы были вместе последний раз. Ты это знаешь, и я это знаю, и чем раньше мы перестанем ходить вокруг да около, тем нам же лучше.

– Мне не лучше. Дешево вы хотите меня купить.

– Тебе не хочется меня оставлять. Не потому, что ты думаешь, будто остаться твой долг, а потому, что тебе жалко бросать меня одного в таком состоянии. Тебе не хочется, чтобы я страдал, и я тебе благодарен. Значит, ты хорошо усвоил мои уроки. Но я предлагаю выход, и если ты поразмыслишь, ты поймешь, что это лучший выход для нас обоих.

– Какой выход?

– Очень простой. Ты возьмешь револьвер и выстрелишь мне в голову.

– Да идите вы, мастер. Нашли время шутить.

– Я не шучу, Уолт. Ты пристрелишь меня и пойдешь дальше своей дорогой.

– Голову вам напекло, вот и болтаете черт знает что. Вы в плечо ранены, в плечо. Конечно, больно, но не смертельно же. Любой врач вас починит в три счета.

– Я говорю не о ране. Я говорю о болезни, у меня рак, Уолт. Незачем больше морочить друг другу голову. В кишках у меня все изъедено и разрушено, и осталось мне не больше шести месяцев. Даже если мы отсюда выберемся, я все равно не жилец. Так почему не взять вожжи в руки? Впереди у меня только шесть месяцев новых мучений, и все. Я хотел успеть, прежде чем сыграю в ящик, помочь тебе начать все заново, да, значит, не судьба. Плохо. Все плохо, Уолт, но ты оказал бы мне большую услугу, если бы взял и нажал на курок. Я надеюсь на тебя и знаю, что ты не подведешь.

– Хватит, мастер. Перестаньте. Вы сами не понимаете, что несете.

– Смерть не такая и страшная, Уолт. Если человек прошел свой путь до конца, это единственное, чего он на самом деле хочет.

– А я не хочу. Ни за что не хочу. Можете просить до второго пришествия, я вас все равно не убью.

– Если ты отказываешься, мне придется сделать это самому. Себя убить намного труднее. Я надеялся, ты избавишь меня от лишних мучений.

– Господи Боже, мастер, положите револьвер.

– Прости, Уолт. Если не хочешь смотреть, попрощайся и уходи.

– Не буду прощаться. Я вообще не буду с вами разговаривать, пока вы его не положите.

Но он больше меня не слушал. Все так же глядя мне прямо в глаза, он приставил револьвер к виску и взвел курок. Он будто ждал, чтобы я его остановил, чтобы я протянул руку и отнял револьвер, но я не пошелохнулся. Я просто сидел и смотрел и ничего не сделал.

Рука у него дрожала, по лицу катился пот, но взгляд был ясный и твердый.

– Помни хорошее, – сказал он. – Помни то, чему я тебя учил.