Закутавшись, она закурила. Я повернул оставленный в замке ключ зажигания, и через минуту мы снова оказались на шоссе, пытаясь сообразить, где же тот ресторан, в котором с полгода назад провели великолепный вечер — ни я, ни она не могли вспомнить, даже приблизительно, в каком месте следовало искать его. Правда, оба мы помнили название — «Бич-Комбер», но как можно было рассмотреть и прочесть его вывеску — даже если бы мы проезжали совсем рядом — на скорости, с которой неслись по шоссе машины, заставляя и нас придерживаться ее?
Люда стала нервничать, настроение у обоих испортилось…
— Ничего ты не можешь запомнить! — выговаривала она мне с заднего сиденья, — мы же его давно проехали!
— Но я-то веду машину, тебе следовало бы следить за вывесками, — оправдывался я.
Назревала ссора. Дождавшись, когда встречная полоса стала пустой, я резко развернул «Фольксваген» и, подкатив к самой кромке шоссе, обрывавшейся в нескольких метрах от нас крутым спуском к океану, остановил машину. Люда, прикуривая от сигареты сигарету, казалось, распаляла сама себя.
Срываясь на крик, она вдруг потребовала:
— Убирайся из машины, у меня сегодня свидание!
— Но ты же сама предложила ехать в ресторан, у меня были другие планы!
Не хочется вспоминать, но в тот момент мы чуть не подрались: в ответ на мои упреки Куколка, дотянувшись с заднего сиденья, пыталась ударить меня, но лишь слегка задела ногтями мою щеку, оставив на ней легкую ссадину Резко оттолкнув ее, я выскочил из машины. Помню, как за спиной грохнула захлопнутая мною со всего размаха дверца.
Я шел вдоль шоссе, не оглядываясь, в сторону города, мысленно проклиная себя за то, что согласился на эту поездку. Сейчас, когда меня спрашивают, выключил ли я мотор двигателя, поставил ли машину на ручной тормоз — я не знаю, что ответить… Я действительно не запомнил ничего — кроме страшного шума, раздавшегося позади меня спустя минуту. Оглянувшись, я ничего не смог рассмотреть — густой туман, поднимавшийся с океана, клубился над шоссе, делая его почти невидимым на расстоянии десятка-другого шагов.
Поразмыслив, я решил вернуться к машине: было тревожно за Люду, подумалось, что услышанный мною шум был, возможно, вызван тем, что, выведя «Фольксваген» на шоссе, она в тумане ударила другую машину. Да и вообще, если пока ничего и не случилось, то может случиться: Куколка успела отпить почти треть бутылки, полицейские патрули в рождественские дни встречаются чаще, чем обычно…
Вернувшись метров на сто — столько, сколько по моим расчетам я успел пройти, удаляясь от машины в сторону города, — я, как мне казалось, вышел к тому месту, где стоял Людин «Фольксваген». Там его уже не было, и, потоптавшись минуту-другую, я сумел предположить только, что Люда благополучно уехала. До города было не больше 4–5 миль, ну и еще 26 кварталов по Санта-Монике.
«Доберется…» — подумал я и зашагал навстречу несущимся мне машинам, оставлявшим в эти часы вечерний Лос-Анджелес. Отойдя милю, может, — полторы, я вспомнил, что где-то рядом должен быть магазинчик с телефонной будкой возле него. Действительно, вскоре я сумел рассмотреть едва пробивавшиеся сквозь туман блики светового табло, установленного над лавкой, торгующей рыболовецким инвентарем.
Я пересек шоссе, подошел к автомату, набрал по памяти телефоны Олега, Сережи, еще чьи-то — никого из друзей дома не оказалось. Обнаружив невдалеке груду огромных валунов, я подошел к ним, присел, вытащил из кармана оставшийся у меня шкалик, на две трети наполненный коньяком. Шестой месяц не брал я в рот ничего спиртного, избегал даже пива. Первые же сделанные глотки ударили в голову. Открыв пачку, забытую в моем кармане Куколкой, «Вирджинии Слимс», я закурил сигарету.
Бутылка незаметно опустела. Я чувствовал себя уже по-настоящему пьяным, что было не удивительно — с утра не довелось мне пообедать, и доза, которая раньше, когда я пил постоянно, показалась бы мне незаметной, сегодня оглушила меня. Помню, как возле камней, на которых я пристроился, остановился таксист, ехавший со стороны Малибу. Он предложил подбросить к городу, но узнав, что карманы мои пусты, так же внезапно исчез в ночном тумане, как и появился из него.
Было уже около часа ночи, когда пришла мысль — позвонить Бену: в конце концов, я же только что помог ему, почему бы и Бену, живущему на расстоянии миль десятипятнадцати отсюда, не заехать за мной. Бен оказался дома. Я не помню, что говорил ему тогда. Во всяком случае, мои слова «Людмилы больше нет» следовало бы истолковать как то, что для меня она больше не существует, и эта наша ссора станет последней — так дико нам с нею еще не доводилось ругаться, хотя стычки, конечно же, были, главным образом, по каким-то пустякам…
Прошло сколько-то времени, может, — полчаса, когда из тумана вынырнул «Мерседес». Рядом с Беном сидели его приятели — русская пара и американец.
— Где Людмила? — спросил Бен, выходя из машины. — Где она? — почти сразу повторил он вопрос.
— Не знаю… Она вызвала меня сюда, сказав, что барахлит машина. Я приехал на такси, а ее нет.