Мистерии Осириса: Великое таинство

Сторожу, стоявшему с внешней стороны ограды, он предъявил кусочек кедровой коры. Недоверчивый страж долго рассматривал его при лунном свете. Разглядев наконец глубоко вдавленный в кору иероглиф дерева, он открыл перед Медесом тяжелую деревянную калитку.

Сторож, стоявший с внутренней стороны ограды, еще раз внимательно все перепроверил.

— Вас ждут на втором этаже.

Дом ливанца располагался в самом центре бедного квартала, но из-за обширного сада он был невидим с прилегающих улиц. К тому же внешне этот дом ничем не выдавал присутствия несметных богатств, принадлежавших его владельцу. Даже внимательный наблюдатель не мог бы заподозрить такого несоответствия.

Медес на четвереньках забрался по приставной лестнице наверх.

— Проходите, проходите, друг мой, — ласково пригласил его грассирующий голос ливанца.

Удобно разлегшись на ярких подушках, пышнотелый хозяин то и дело накладывал в рот деликатесные сласти, смоченные в пальмовом вине. Он окончательно прекратил все попытки следовать каким бы то ни было диетам, не приводившим ни к каким результатам, а главное, выбивавшим его из равновесия. Теперь к нему вернулось его былое благодушие, а вместе с ним и все прибывающая полнота. Зато не нужно было сопротивляться соблазнам египетской кухни, с помощью которой только и удавалось успокоить его тревоги.

Ливанец был обаятелен и словоохотлив. Его внешность вводила в такое же заблуждение, как и его дом. На вид он был мягкий, безвольный человек, утопавший в облаках чересчур сильных ароматов и пестрых, просторных одеждах. Это был прирожденный делец, которому в коммерции просто не было равных. И если кто-нибудь попадет в его цепкие руки, из них не вырвется…

Медес смотрел на ливанца, и тревога его усиливалась. Тот ласково улыбался, почесывая свой шрам на груди, но Медес помнил, что тот появился у него совершенно не случайно. Один-единственный раз ливанец попытался ослушаться Провозвестника и солгал ему, и когти человека-сокола чуть не вырвали ему сердце… После этого случая ливанец вел себя как послушный раб, правда, уверенный в том, что ему придется играть первую роль в период формирования нового правительства Египта.

Вера Провозвестника потребует многочисленных казней — безжалостной чистки, которой и займется ливанец. Он привык к темным делам и мечтал, что ему поручат возглавить политический сыск, от которого не сумеет укрыться ни одна душа.

— Ну и как наши дела? — раздраженно спросил Медес.

— Дела? Какие уж тут могут быть дела! Из-за новых контролеров — надо признаться, работают они очень эффективно! — наши торговые отношения с Ливаном на время оказались прерванными. Будем надеяться, что эта печальная ситуация не продлится слишком долго!

— Я пришел не за этим!

— Жаль. Я надеялся, что ты мне поможешь.

— Тут нужно дело делать! Когда ты начнешь обещанную серию покушений?

— Когда мне прикажет Провозвестник.

— Если он еще жив…

Ливанец спокойно налил себе и гостю в широкие кубки красного вина.

— Спокойно, мой дорогой Медес, спокойно! Не нужно терять самообладания! Наш господин прекрасно себя чувствует и продолжает заниматься Абидосом. А торопливость еще никому не помогала.

— Известна ли тебе истинная миссия, с которой Икер отправился в Абидос?

— Разве Жергу не привезет нам информацию?

— Я не знаю, вернется ли он!

— Не впадай в пессимизм. Конечно, после гибели моего лучшего агента связь между отдельными ячейками нашей мемфисской сети стала осуществляться медленно и осторожно, но все же, нужно сказать откровенно, ищейкам Собека приходится топтаться на месте, и ни один из наших правоверных соратников еще не арестован.

— За мной сегодня следили, — шепнул Медес. — Это наверняка один из стражников Собека…

Ливанец помрачнел.

— Тебя узнали?

— Это невозможно.

— Уверен ли ты, что отвязался от не в меру любопытного?

— Если бы это было не так, я бы вернулся к себе.

— Значит, Собек держит тебя под наблюдением… Впрочем, очень может быть, что и всех остальных чиновников тоже. Он никому не верит и потому работает с удвоенной силой… Очень неприятно, очень неприятно…

— Если мы не уберем его, мы пропали!

— Да, этот человек стал слишком неудобным, допускаю. Но дотянуться до него трудно, очень трудно… Ведь, чтобы его убрать, придется пожертвовать частью наших людей, верно?

Ливанец, назначенный руководителем террористической сети в Мемфисе, держал в своем подчинении силы, состоявшие из мелких торговцев, цирюльников и разносчиков различных товаров, идеально внедренных в среду египетского населения.

У некоторых из них были семьи — жены и дети, — и все жили в полной гармонии со своими египетскими соседями.

— Но Собек должен исчезнуть, — продолжал настаивать Медес.

— Я подумаю.

— Не тяни с этим. Этот проклятый стражник, может быть, гораздо ближе к нам, чем ты себе можешь представить.

Внешнее благодушие ливанца как ветром сдуло. Беспечное веселое выражение лица сменилось внезапной суровостью. На Медеса взглянули неожиданно жестокие глаза. Медес невольно отпрянул…

— Я никому не позволю становиться у меня на пути, — злобно произнес ливанец.