Мистерия

Кто-то уже жёг здесь костёр: трава была выполота, в золе виднелись угольки, а вокруг прогалины, словно на капище, лежали валуны. Камней как раз хватало, чтобы все могли рассесться. Дима нашёл рядом кирпичи и соорудил из них мангал, а Лёша развёл огонь с помощью рекламных флаеров, которые они взяли в супермаркете.

Лиза выдала каждому по жирной, лоснящейся сардельке, и, наколов их на веточки, все склонились над костром. Вскоре запахло душистым мясным соком. Это было куда приятнее, чем аромат подземных цветов.

– Гляньте! – Маша махнула рукой в сторону бледно-оранжевого дома, из треугольной крыши которого торчал десяток труб. – Там кусты светятся, офигеть как. Светляков полно, – она привстала.

– Не ходи туда, – предостерёг Лёша.

– Почему?

– Видишь, как они светятся? Один, а рядом второй. Один и второй. Это глаза мертвецов из земли смотрят.

– Тю блин! – вскрикнула Маша, когда её сарделька, соскользнув, упала в огонь. Лиза передала ей другую.

Лёша только пожал плечами:

– Мне брат так в детстве говорил.

«Это Слава-то, самоубийца? Нашёл кого вспомнить». Лизу пробирала дрожь, когда друг ставил в пример брата. Разве можно верить на слово человеку, который так кончил? Это всё равно, что слушать, как её мать рассуждает о семейном счастье.

– Из-за вас весь вечер через одно место, – пробурчала Маша.

– Вечно ты недовольна, – заметил Влад.

– А ты… ты вечно на меня гонишь!

Лиза отвела глаза. «Что-то между ними негладко».

Какое-то время слышался только хруст одноразовых тарелок из дешёвого пластика и шум прибоя. Лиза сидела спиной к морю, чтобы не сводить глаз со слободки.

– Знаете, мне до сих пор жутковато. Может, клин клином? – предложила она. – Лёша мне одну страшилку рассказывал… Или ты не хочешь?

Они обменялись взглядами: Лиза уже испугалась, что сболтнула лишнее, как в случае с Машей, но друг, судя по его грустной улыбке, не обиделся. Он многое спускал ей с рук.

Лёша отложил ещё горячую сардельку на тарелку и придвинулся ближе к огню, чтобы даже тем, кто сидел напротив, было слышно:

– Ладно, расскажу, но это не страшилка. Чистая правда. Это произошло с моим дядей, когда он ездил в Карелию, и дяде я верю. Точнее, верил. Плюс знаю тех, кто мог подтвердить некоторые факты.

Подбирая слова, Лёша стал крутить намотанные на запястье чётки, и, засмотревшись, Лиза пропустила половину рассказа. Но эту историю она знала по памяти.

Поодаль от центра Петрозаводска есть покрытый лесом холм, который местные жители называют курганом, хотя вряд ли кто-то похоронен под его кровом. У его подножия течёт неглубокая река, волны которой красные, как вишнёвый сок. Вода в ней пенится, будто это горный поток. Через реку переброшен деревянный мост, а за ним начинается грунтовая дорога, которая поднимается на холм. Её пересекает лента асфальтированного шоссе, ведущего к горнолыжной базе на самой вершине.

Дядя оказался на этом присыпанном опилками спуске в июле, незадолго до темноты, и к тому же один: он искал троллейбусную остановку, а женщина, встретившаяся по дороге, заверила его, что за курганом проходит трасса.

Добравшись до моста, дядя остановился, чтобы взглянуть на алую воду в свете занимающейся луны, и на секунду ему показалось, что в реке, помимо месяца, отражается ещё какой-то свет. В пене покачивались три неровных пятна. Белые лучи шли откуда-то с противоположного берега.

Он решил, что, должно быть, кто-то поставил лагерь у воды, и в сторону реки бьёт свет их фонарей, потому не обратил на это особого внимания и пошёл по лыжной трассе.

Опилки шуршали под ногами, ветер веял влажной прохладой, и всё бы ничего, но по левую руку, среди деревьев, мелькал тот самый свет. Сперва дядя подумал, что ещё недостаточно отошёл от реки, потому кажется, будто блуждающие огни следуют за ним по пятам.

Но чем выше он поднимался, тем ближе становилось свечение, и у него начали шалить нервы.

Дядя ускорился, однако лесополоса никак не кончалась, а подъём становился всё тяжелее. Он хотел выйти к асфальту, где, как ему казалось, было безопаснее, но за пару метров до цели из-за ближайших деревьев появился ослепляющий свет.

Дядя мало что запомнил: лишь как жгло кожу над солнечным сплетением.

Когда он наконец вышел к остановке, минуло уже трое суток. Друзья организовали поиски и даже поднимались на курган, но не нашли там ни следа. Сам дядя мог рассказать лишь, как прислонился к дереву, пытаясь противиться боли, и сполз по стволу на землю…

– И всё? – перебила Маша. – Больше ничего не помнит?

– Ничего, – подтвердил Лёша.

Друг замолчал, о чём-то задумавшись, и кое-кто даже решил вернуться к еде, когда он добавил:

– Но дядя умер через два месяца. Лёгкие отказали.

– Курил? – спросила Маша.

– Да, может и так.

Лёша всегда был скуп на слова. Трое из компании уже жевали сардельки, а Дима пошёл к общему пакету с продуктами, чтобы раздать сладости, но Лиза всё ещё смотрела на друга, ведь знала: он не закончил. В этот раз история звучала немного иначе: раньше он не упоминал, что фонарей было три. «И сейчас что-то недоговаривает».