Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина»

Итак, посмотрим, что известно нам об этом необычном человеке. Обратимся к его биографии изложенной Хэ Шао (236–301 гг.). Она появляется в официальной династийной хронике — «Книге царства Вэй» в качестве комментария к биографии некого Чун Хуэя (см. также [54, 151-153J).

«Ван Би из Шаньяна, что в царстве Вэй (существовало в 220–265 гг. на территории современной провинции Хэнань. — Прим. A.M.), любил рассуждать о Конфуции и даосах. Был он весьма талантлив в писаниях и непревзойдён в речах. Он написал комментарии на «И цзин» и «Лао-цзы», занял пост шаншуляна — младшего секретаря при императорском секретариате и умер, когда ему едва перевалило за двадцать лет. В детстве Ван Би проявлял большой ум. В десять лет он уже любил Лао-цзы и проявил понимание. Отец его — Е также занимал пост младшего секретаря».

Ван Би отнюдь не был безраздельно пленён мудростью «Дао дэ цзина». Можно сказать, что он считал его в определённой степени популяризацией, а возможно, даже и профанацией истинной мистической мудрости. Биограф Ван Би — Хэ Шао передаёт примечательный диалог, состоявшийся между Ван Би и Пэй Фэем, который занимал важный пост младшего секретаря Управления гражданскими делами (ли бу лан). Пэй Фэй, желая, вероятно, проверить смышлёность Ван Би, задал ему вопрос из области чистой софистики:

— Небытие — это воистину исток всех вещей, но мудрец не желает обсуждать это. Так почему же Лаоцзы постоянно рассуждал об этом?

— Мудрец (Конфуций. — Прим. A.M.) воплощал собой небытие, а о небытии невозможно рассказать. Вот почему мудрец даже не рассуждал о нём. А вот Лао-цзы принадлежал к миру бытия и постоянно говорил о его недостаточности.

Даосская внутренняя алхимия предусматривала выплавление «внутренней пиллюли киновари» (нэйдань) внутри тела человека, которое представлялось в виде огромной плавильной печи В нижнем «киновирном поле» даныпянь располагал ся треножник, где плавилось то «чудесное среоство», которое затем возгонялось по позвоночному столбу в среднее, а затем и в верхнее «киноварное поле»

На символическом рисунке 1863 г. (рис справа) показаны этапы возгонки: пиллюля плавится в нижнем поле в «сокровенной заставе» у корней дерева (нижние врата), где располага ется семя цзин, пгоходш четыре «сезонных» превращения, соответствующих фазам солнца и соединяется с энергией ци, восходит в средний даньтянь или средние врата на уровне сердца (мальчик возле созвездия Большой медведицы, особо почитаемого в даосизме), что соотвествует огню, следует выше к «пагоде в двенадцать уступов»; к основанию черепа в точку «неф ритовой истины» или «нефритовых врат» и, наконец, проникает в верхнее поле — голову, где соединяется с духовной субстанцией шэнь (изображение сидящего Л» о-изы) Высшая точка — макушка или «горы Куньлунь», священные пики Китая, где живут бессмертные и небожители, символизирует окончание возгонки пилюли бессмертия

Каждому из этапов соответствует определенная гексаграмма (рис. слева). Пиллюля возгоняется вдоль позвоночнника и опускается вновь в нижний даньтянь по передней части тела Следует сделать несколько таких возгонок, дабы выплавить «истинное средство» в соотвествии со специальной психотехникой, правилами дыхания, диетологией и сексуальной практикой.

Что это — реверанс в сторону конфуцианской культуры, которая во времена Ван Би уже безраздельно властвовала в китайской традиции? Чисто софистический приём ухода от обсуждения конфуцианской и даосской концепций? Так или иначе, представители «Учения о сокровенном» Конфуция ценили выше именно за его отказ говорить о том, что поведать невозможно, — о сокровенном, о небытии, а следовательно, тем самым как бы безмолвно указывал на свою приобщённость к нему.

Сколь неожиданный поворот мысли! Ван Би, не отрицая истинности учения Лао-цзы, подчёркивает его предельность «посюсторонность»: он принадлежит бытию. Более того, он — не мудрец, точнее, не тот Мудрец, что объемлет Небытие, растворяясь в нём до такой степени, что перестаёт говорить о нём. Ибо рассказывать о небытии — это то же самое, что глаголить о самом себе. Но человек, воплотивший собой Небытие, уже не принадлежит этому миру — миру видимому, осязаемому, дискутирующему и жаждущему «истинного знания», пытающемуся понять и объяснить его другим.

Такой Мудрец Небытия вообще невоплотим в этом мире, невероятен. Ибо как человек он отсутствует, давая знать о себе лишь самим наличием универсального небесного знания. Сам факт того, что нам известно о существовании этого знания, поверяет нам присутствие в мире такого Мудреца из Небытия.

Лао-цзы же написал труд — пусть великий труд, но он говорил словами и рассуждал о сокровенном. Его легендарный ученик Вэнь-цзы («Мудрец культуры»), используя слова своего учителя, тонко заметил: «Книги рождаются из слов. Слова рождаются из знаний. Знающий на самом деле не познал непостоянства Дао. Имя, которое может быть поименовано, не явит собой сокровищницы книг. Множество слов и безграничность чисел не сравнимы с тем, как сохранять Средину» [4, 5].