Мистерия. Первый сборник русского хоррора

–Почему я так считаю? – поглаживая бороду, отвечал Дзержинский. – Да хотя бы потому, что такие люди не погибают просто так, сами. Какова обстановка с нашей культурой после революции? Печальна. Большинство мастеров оказались за рубежом, а пресловутый бухаринский «инкубатор талантов и интеллигенции» не работает. Вот и выходит, что таких талантливых поэтов у нас осталось раз, два и обчелся. И вдруг один из них – наиболее дружественный Советской власти – погибает. Как это понимать? Зачем большевикам убивать своего товарища? Зачем ему, и без того неплохо живущему в нашей стране, сводить счеты с жизнью? Чем он недоволен? Что не так? А теперь посмотри на ситуацию с другой стороны. Вот он умер – и началось на Западе в их либеральных интеллигентских кругах ворчание. Мол, кончают большевики деятелей культуры ни за что, ни про что. Сейчас, когда Горький хочет возвращаться в СССР, это особенно печально и страшно. Смерть Есенина политически очень выгодна нашим врагам и подрывает наш и без того оставляющий желать лучшего облик в глазах Лиги Наций и того же Союза Писателей-Демократов. Понимаешь, кто угодно может умереть просто так – но не поэт…

ФЭД говорил убедительно.

–Раз так, то я тоже кое-что выяснил.

–Что именно?

–Поездка моя в Ленинград никаких результатов не дала…

–Утверждение дилетанта, но не сыщика, – не дал мне договорить Дзержинский. – Любое действие, даже если последствий ты его ты не видишь или видишь не сразу, имеет некий результат. Он выявится чуть позже, – он смотрел на меня с прищуром, словно, о чем-то догадываясь, поэтому спорить с ним я не решился.

–…а вот в Москве я кое-что-таки выяснил. Надежда Вольпин – любовница Есенина и мать его ребенка – показывает, что в последнее время Есенин вел себя странно. Так, во время половых сношений с ним он утверждал, что наиболее сильное чувство испытывает, когда его душат. Просил имитировать асфиксию, сам пытался задушить Вольпин.

–И что? Вольпин же на месте преступления не было!

–Не было, но потихоньку вырисовывается общая картина преступления. Метрдотель и ленинградский чекист Парахненко не могли найти в номере и вообще в здании «Англетера» веревку, с помощью которой явно был задушен Есенин – медики исключили факт удушения вручную. Значит, веревку вынесли за пределы гостиницы, тем более, учитывая тот факт, что его обнаружили уже лежащим на диване, а не висящим в петле. Значит, он мог быть задушен во время секса…

–А что портье показывает? Были у него дамы в эти дни?

–Да там много кто был. Есенин пил, в том числе со своим приятелем Устиновым и его женой. Мало ли…

–Между прочим, кое с чем твоя находка стыкуется.

–С чем же?

–Ты, наверное, знаешь, что незадолго до своего отъезда в Ленинград он запил, причем беспробудно. Тогда к нам обратилась Софья Толстая– так, мол, и так, пропадает пролетарский поэт. Мы организовали ему лечение в профилактории. Он вроде бы подлечился, потом вернулся. И снова Толстая появилась у меня в приемной.

–Да, я видел ее у вас в эти дни.

–Вот. Она рассказала мне то же самое. Пить по возвращении из больницы он стал намного меньше, но вот вести себя стал странно – требовал удушения в постели. Она стала беседовать с его приятелями, и из разговоров с ними узнала, что на Западе давно такой вид совокупления распространен… Тьфу… – ФЭД презрительно сплюнул и закурил. – Как начнешь эдакую пакость пересказывать, с души воротит. Так вот ему эта мерзость откуда-то с Запада прилетела. С тех пор он часто просил своих полюбовниц эдакое с ним проделать. Но чтобы эта идея превратилась в идею-фикс– такое произошло только после его лечения. Толстая ругалась, обвиняла нас во всех смертных грехах, а мы-то тут причем? Короче, хрен редьки не слаще – он либо запоями пьет, либо представляет опасность для себя и других, требуя фантасмагорических удушений в постели…

–Думаю, что именно это чувство заставило его уехать.

–Какое?

–Страх. По рассказу Вольпин, сам Есенин тяготился этих своих выходок. Представьте теперь себе, что, опасаясь, что сможет таким вот образом кого-нибудь задушить, он, в страхе за последствия, уезжает в Ленинград. Там алкоголь снимает последние табу с его поведения, он пускается во все тяжкие – и следствием этого становится не совершенное им, а совершенное в его отношении убийство.

–Очень логично рассуждаешь, – глаза ФЭДа загорелись, он заходил по кабинету из угла в угол. Обычно он так делал, когда готовился явить миру некое свое открытие, которое должно повернуть движение планеты вспять. – А помнишь, я тебе говорил, что не зря, ох не зря ты съездил тогда в Ленинград?

–Да какое там, Феликс Эдмундович, когда ничего, решительно ничего не удалось найти?

–Это тебе так кажется. Ты вот туда съездил, а оттуда следом за тобой приехал человек, который между строк, а много интересного рассказал. Парахненко с людьми работать не умеет, а мы с тобой умеем. Только ты парень нетерпеливый, а черт в деталях. Я вот с ним поговорил – и вуаля.

–Да кто же это?