И тут Ведамира поднялась и плавно вышла на полянку. Она стала танцевать под эту чарующую музыку, кружась в ликовании. В её грациозных движениях таилась та сила, что движет мечтами, даря вдохновенье. Маленький Родосвет заворожённо слушал эту музыку, глядя, как мама кружится в необычном воздушном и плавном танце. Он улыбнулся и прошептал:
— Моя мама — богиня…
Когда это волшебное действо закончилось, Ведамира плавно подошла к супругу с детьми и вымолвила:
— Какая музыка чудесная! Я до сих пор витаю в небесах… А как вам мой внезапный танец?
— Мама, ты просто богиня! — воскликнул Родосвет.
— Да, такого я ещё не видел, — добавил Мирослав.
— Спасибо, милые мои, — сказала, улыбаясь, Ведамира. — Я думаю, что не одна я творила эти чудные движенья.
Светослов провёл ладонью по струнам гуслей и произнёс:
— Чудесное рождается внезапно… Да, мы все — боги.
Он одарил улыбкою супругу и добавил:
— А мама наша нынче новый Образ сотворила, сама не ведая того.
— И какой же? — вдруг удивилась Ведамира.
— Тот Образ, что распахнутые чувства круженьем по спирали возносит в небеса. Вращенье — суть его творящая, и это восхожденье смыслом тайным наделяет всё вокруг; и так же снизойдёт вращенье это в мир, когда туман проникнет в души… Ничто не исчезает в никуда — вот тот закон, что с нами вечно. И это нужно помнить и хранить.
Светослов, сказав всё это, вдруг задумался. Он отрешённо смотрел куда-то вдаль.
И Ведамира вдруг произнесла:
— Я думаю, что мы ещё немало образов все вместе сотворим. И дети наши всё сильней, мы вместе — сила, способная смирить грозу и сад из пепла возродить.
Светослов посмотрел на детей, сидевших в траве в ожидании чего-то нового и необычного, глянул на Ведамиру и провёл ладонью по струнам гуслей.
И он сказал:
— Пожалуй, я ещё сыграю. И спою…
Он пальцы к струнам приложил и заиграл.
Пространство сада всколыхнула музыка непостижимой красоты.
И Светослов запел:
Эти фразы, слетавшие с уст Светослова, одновременно вспыхивали в пространстве, очаровывая Ведамиру с детьми. Затем они плавно растворились в воздухе. Светослов закончил петь, сделал каданс на гуслях, и посмотрел на детей и на Ведамиру.
Трёхлетний Родосвет вдруг воскликнул:
— Папочка, ещё! Ещё играй! Это волшебные песни!
— Да это же сияние слов, светословие! Ещё поиграй, папа! — подхватил Мирослав.
В глазах Ведамиры звучало то же самое, о чём просили дети.
— Ну, раз вам понравилось, то я спою ещё.
И Светослов опять заиграл и запел то, что он пел в детстве, когда ему было четыре года:
Это пение Светослова сопровождалось точно таким же сиянием слов в пространстве перед ним. Он закончил играть и петь и выдохнул:
— Ну вот, теперь — всё в радости…
Дети заголосили.
— Папочка, ты кудесник! — воскликнул Родосвет.
— Папа, это живые песни! Я чувствую новые силы! — вторил Мирослав.
— Спасибо, милые мои, — ответил Светослов и посмотрел на Ведамиру. Она присела рядом с ним и положила свою длань на его руку; затем посмотрела ему в глаза и тихо произнесла:
— Сегодня ты играл великий гимн Любви… И, что бы ни случилось в грядущем, знай: мы неразлучны, сила в нас одна — она сквозь камни гиацинтом прорастает.
Светослов взглянул на супругу и ответил:
— Да, ты права; мы все — в одном пути. Так пусть звенит наш путь, смеётся и сияет!
И Мирослав воскликнул:
— Ура! Пускай сияет всё вокруг!
— И пусть звенит, как струны, из которых папа музыку берёт! — подхватил Родосвет.
— Молодец, Родосветушка! — изумилась Ведамира.
Они все встали; Ведамира взяла на руки Родосвета, и Светослов обнял их всех.
Так и стояли они, слушая тайну своих сердец и мысленно озаряя то будущее, от которого никому не дано уйти…
В это время по одной из троп, ведущих к селению Ведов, шёл странный человек. На нём была какая-то старая, потрёпанная одежда и стоптанные сандалии; лицо, обросшее густой бородой и впалые глаза свидетельствовали о том, что шёл он уже довольно долго. Но какова была его цель, оставалось загадкой. Человек этот иногда останавливался и прислушивался, пытаясь услышать что-то важное, необходимое для себя. Наконец, он уселся возле одной из высоких берёз и задумался, глядя вдаль…