Мистерия убийства

Но когда я открыл дверцы пышущей жаром, словно доменная печь, машины, мне стало ясно, что из этих усилий ничего не вышло. Я не мог избавиться от страшных мыслей. На поверхности явлений связь между разными событиями казалась весьма условной, но в глубине души я уже не сомневался, что интуиция в который раз не обманула Шоффлера. Между делами близнецов — сестёр Габлер, братьев Сандлинг и моих сыновей — существовала связь. И общим звеном во всех трёх делах служила магия.

Я впервые понял, какая судьба уготована моим мальчикам, и это приводило меня в отчаяние. Если я прав и их похитил человек, убивший сестёр Габлер, то Дудочник не просто убийца. Он — убийца-садист. И не просто садист, а кудесник, обладающий виртуозным даром причинять боль и страдания.

Мои сыновья должны были стать сырьевым материалом для этого лицедея-убийцы.

Глава 25

Я позвонил Шоффлеру, чтобы сказать, что интуиция его не подвела, а мы и за тысячу лет не догадались бы, что общим звеном в деле сестёр Габлер и похищением моих сыновей является магия. Или, если хотите, иллюзионизм. Мне не терпелось потолковать с детективом и спросить у него совета. Однако Шоффлер отбыл на какую-то конференцию по проблемам безопасности, и мне пришлось оставить ему сообщение.

Вообще-то я достаточно хорошо представлял, что может присоветовать Шоффлер. Детектив сказал бы, что, во-первых, мне следовало выяснить, не выступал ли Дудочник в Лас-Вегасе в качестве иллюзиониста, и, во-вторых, отработать до конца все местные версии.

Вегас оказался как раз тем местом, где следует находиться, если вас интересуют вопросы магии и иллюзионизма. В течение трёх дней я увидел массу исчезающих и появляющихся кроликов, а растворяющиеся в воздухе горящие свечи стали для меня заурядным явлением. Тип в смокинге щёлкал пальцами, и из ниоткуда, трепеща крыльями, возникала утка или даже гусь. Иногда этот тип демонстрировал цилиндр, стучал по нему пальчиком, дабы все уверились, что головной убор пуст (иногда, для вящей убедительности, на сцену приглашали кого-то из зрителей), затем следовал взмах волшебной палочки — и voila! Кролик. Настоящий кролик, ополоумев от ужаса, принимается скакать по сцене.

Я видел, как шарфы, бечёвки и листы бумаги разрывались в клочья лишь для того, чтобы через миг предстать перед изумлённой публикой в своём первозданном виде. Я наблюдал за тем, как читают мысли. Я был свидетелем чудесного освобождения от сложнейших оков, сеансов левитации и многих десятков превращений (обрывков бумаги в птичку, мяча в кролика, куклы в женщину и куска верёвки в змею).

Я много раз видел, как исчезали блондинки с длиннющими ногами, чтобы с улыбкой возникнуть в совершенно неожиданном месте. В задних рядах театра, например. В Сан-Ремо по вечерам работала группа, именуемая «Волшебные шоу-герлз». Все девицы были красавицами, свои роскошные груди выставляли на всеобщее обозрение, а ноги у них начинались где-то в области шеи. Помимо своих прелестей, красотки демонстрировали публике карточные фокусы, трюки с монетами и, естественно, кроликами.

По окончании всех представлений публика имела возможность приобрести различного рода сувениры, стандартные наборы для показа фокусов в домашних условиях, репродукции известных рекламных плакатов, красочное жизнеописание Гудини и разнообразные книги по сценической магии и иллюзионизму.

Именно в этих лавчонках я демонстрировал продавцам и кассирам портрет Дудочника. Я говорил им, что этот человек — иллюзионист, и спрашивал, не приходилось ли им его встречать. Некоторым казалось, что они его видели, но где и когда, вспомнить не могли.

Перед тем как отправиться на представление Ланса Бёртона, я решил побаловать себя пивком. Когда я сделал заказ, ко мне подошёл какой-то сильно смахивающий на медведя человек.

— Бойд Веранек, — представился он. — Очень рад встрече. Смотрите.

Я сразу понял, что парень решил продемонстрировать мне один из своих фокусов. У меня не было ни малейшего желания становиться его аудиторией, но бар был переполнен, и избавиться от него, не проявив при этом грубости, было невозможно. Поэтому я решил смириться. Человек сложил свои похожие на лапы ладони, потом медленно развёл их, и в воздухе между руками повисла бумажная роза. Затем Веранек резко развёл руки, и цветок стал плавно снижаться. Однако прежде чем роза успела коснуться пола, фокусник поймал её и с лёгким поклоном передал мне.

Сложные лепестки цветка были свиты из бумажной салфетки с монограммой Ланса Бёртона, а стеблем служил туго скрученный листок бумаги. Веранек взирал на меня с широкой улыбкой.

— Вы сделали её… прямо сейчас? Здорово.

— Особенно впечатляет женщин, — продолжая улыбаться, произнёс Веранек. — Я заметил вас на выступлении «Волшебных шоу-герлз» и на спектакле «Пенна и Теллера». Ведь вы же мой коллега-иллюзионист, не так ли?

— Не совсем, — ответил я. — А вот вы, как я вижу, — настоящий маг.