Но вот однажды, в самый разгар лета подзывает меня дед Тимофей Терентьевич, Царствие ему Небесное, и говорит:
— Чтобы с сегодняшнего дня в лес — ни ногой! И приятелям своим Витьке и Кольке скажи.
Для меня запретить бегать в лес — наказание, хуже не придумаешь. Дед же строго добавил:
— Говорят, опять леший разгулялся.
От стариков мы много слышали про леших, домовых и даже Бабу-Ягу. А в школе говорили совсем другое.
Время было пионерское. А пионер не должен верить ни в Бога, ни в черта! Только в одного Ленина, что, по-моему, еще хуже чертяки. Я вроде попробовал посмеяться, но дед тихонько шлепнул меня по загривку:
— Смейся, хохочи, но в лес — ни ногой! Пойдешь, когда разрешу.
Тем же вечером мы с Витькой и Колькой собрались на совет. Как быть? Витька — белобрысый, конопатый, сообщил нам, что и его родители лешим пугали. А у Кольки, круглолицего, крепко сбитого, не боящегося никого из старших по возрасту пацанов, только глаза загорелись:
— Вот бы лешего повидать.
Мы с Витькой сперва улыбнулись, потом поняли: серьезно он. Труханули. Ведь столько разных кривотолков шло вокруг того, кого за глаза называли хозяином леса. И человеком он может прикинуться, и ребятишек заманивает к себе, они потом на него работают от зари до зари. Особенно любил молодых красивых женщин. Уводит в свою избушку, заставляет выйти за себя замуж. И не сбежишь от него, таким дурманом голову закружит, что никогда дороги домой не найдешь.
— Нельзя с лешим встречаться, — возразил приятелю Витька. — А чтобы он не безобразничал, следует все рассказать (тут он оглянулся) дяде Антипу.
Имя Антипа всегда произносилось шепотом. Он был представителем НКВД. Колька опять за свое:
— Не испугается леший дядю Антипа.
— Что так? — искренне удивился Витка, — его ведь каждый у нас боится.
— А леший — нет. Он только посмеется.
— Посмеется?.. Над дядей Антипом?!
У меня, как и у Витьки, мурашки побежали по коже. Как такое вообще возможно?
— Тогда лешего могут посадить, — неуверенно произнес Витька.
— Не посадят, он от кого хошь скроется, — убежденно фыркнул Колька.
И мы зауважали лешего. Не таким плохим и жутким он нам показался. Стали потихоньку обдумывать Колькино предложение. Почему бы и не взглянуть на хозяина леса? Хотя бы глазком…
Обсудили — когда это лучше сделать? Вечером нельзя: и боязно, и родители дома. Что если в обед?
Матери я сказал, что на речку бегу. Только дед Тимофей Терентьевич тут как тут:
— Запомни, Костька, в лес не смей и носа совать!
— Ладно! — крикнул я. Сам к ребятам — и в лес. Идем, обсуждаем, как расположить лешего? Витька говорит:
— Специально выведал у бабки, как распознать его, когда человеческий облик принимает. Голова у него остренькая, лицо — без бровей и ресниц, и все делает налево.
— Что значит налево?
— И волосы зачесывает налево, когда где присядет, то обязательно левую ногу закинет на правую, и правую полу одежды на левую застегивает.
— Совсем как наши бабы! — сказал я.
— Еще он может обернуться волком или иным зверем, — продолжал Витька.
— Ух, ты! — вскричал я. — Так ведь он нас может растерзать. Раз стал зверем, то и повадки звериные.
— Не растерзает, — вновь уверенно произнес Колька.
— Почему?
— Мы ничего плохого не сделали. Просто идем посмотреть на него.
— А если он нас проиграет? — продолжал допытываться более трусливый Витька.
— Как проиграет?
— Один леший может проиграть другому в карты и зайцев, и белок, и даже людей.
Опять всех охватил легкий испуг, но решили идти дальше. Побродили по чаще, благо места знакомые.
Так пролетели часа три. Спохватились — пора бы домой. Потеряют родители, не миновать беды.
Идем вроде бы правильно, а выхода найти не можем.
Знаем, что вон за той поляной должна быть тропа к дому, да только… нет никакой тропы. Снова — одна только чаща.
Тут уже страх охватил нешуточный. Неужто леший заприметил нас и завел игру? Брели и вправо и влево, и вперед и назад… Чаща густела, да так шелестела непривычно, точно разговаривала с нами.
Витька заныл, я хоть и крепился, но чувствовал: чуть-чуть и тоже разревусь. Лишь Колян продолжал упорно искать выход. И тут из леса раздался вой, непонятный, ни на что не похожий. Мы не могли сообразить, что за зверина там?
Теперь и Колька трясся, как ранее мы. Чаща загустела, крапива поднималась в человеческий рост, коряги повылезали, да такие жуткие! Одни сучья так и целились каждому из нас в глаза, другие просто больно хватали, и, казалось, никогда больше не отпустят.
Громкий-громкий вой повторился! Мы бросились наутек, ни высокая трава не могла остановить нас, ни пни, ни коряги. Но, куда бы ни бежали, вой не унимался, а слышался ближе и ближе.
Витька споткнулся о пень, повалился в траву, запричитал. Не могли мы друга бросить, пока помогали ему подняться, вой вроде бы прекратился.
Огляделись: места совсем незнакомые. Самим покричать, позвать на помощь? Боязно! Услышит неведомый зверь. Пошли напрямик, успокаивало, что зверюга больше не орет. Тогда Колька решился, подал голос, да никто не отозвался…