Мистерия

Перевернутые пластиковые стулья в кафе, мокнущие в мутной жиже луж белые ножки столов, бурые в разводах перила, всюду мусор. Забитые канализационные стоки, обрывки ткани с зонтов, сломанные стойки, когда-то держащие тенты. Треснувшие стекла в пустых глазницах домов, тягучее ожидание лучших времен, тишина. Совсем не та тишина, которую она ожидала почувствовать – мистическая, но, скорее, пугающая, нежели притягательная.

Помнится, она читала рассказ Рэя Брэдбери о последнем оставшемся на земле человеке – всех остальных эвакуировали на другую планету, а вот один бедолага замешкался, не успел, – и тогда Дине казалось – вот оно, счастье! Ходи, где хочешь, бери, что хочешь, сиди на чужом крыльце, танцуй, пей, «владей»… Ан-нет. Уже в конце книги ей сделалось ясно, что величайшее счастье людям дарит не владение чем-либо, не богатство, не с гордостью произнесенное слово «мое!», а… другие люди. Общение с ними, возможность поделиться, выразить себя – высказать мнение и услышать что-то в ответ. Ведь зачем писать музыку, если ее некому слушать? Зачем рисовать картины, если некому смотреть? Зачем писать стихи, если некому читать? Зачем вообще «все»?

Теперь она поняла. Незачем. Самая расчудесная планета, содержащая великие богатства в недрах и на поверхности, становится не нужна, если нет второго такого же, как ты.

Дождь кончился. Эвакуация, видимо, тоже.

Одиноко бродил средь брошенных машин ветер – катал пластиковые стаканы, цеплялся за ножки фонарей, искал кого-то.

«Такого же, как он?…»

Если Дрейк узнает, что она, вопреки приказу, находится на поверхности – задерживается там, рассматривает пейзаж и подвергает себя риску вместо того, чтобы сразу же прыгать ко входу в Реактор, – разозлится. По-настоящему, не прикидываясь.

Ди тяжело вздохнула. Убрала налетевшую на глаза прядь, в последний раз обвела взглядом улицу и поняла – об увиденном она не расскажет, даже если спросят. И возвращаться пока тоже не будет – тяжело. Заберет с собой Дэйна, как приказано, в Финляндию и примется пережидать беду у чужого озера.

Лишь бы они пришли – перемены к лучшему. Лишь бы только пришли.

* * *

Финляндия.

Их ждали, сгрудившись на крыльце.

Пришли все. Выбрались из комнат, оторвались от чтения, поторопились вернуться из леса, пришлепали с берега озера или из кухни. Людей масса, а тишина – слышно, как перелетела с ветки на ветку птица, как плеснула на гальку озерная волна. И взгляды. Напуганные, напряженные, любопытные, с примесью надежды и робкой радости. Рвущиеся в душу, царапающие лесной воздух, звенящие громче, чем слова.

Первым не выдержал Мак:

– Вы нашли? Нашли то, что искали?

Дэйн отлепил, наконец, собственную руку от плеча Бернарды, взглянул исподлобья. Ответил через паузу, хрипло.

– Нет.

Взгляды погрустнели, подернулись примесью растерянности, в них просочились невысказанные вздохи разочарования.

– Ты сумел выбраться? – Халк крепко прижимал Шерин к себе. Он чуть загорел, обветрился – молодец, наверное, не сидел в помещении.

– Меня выкинуло из Коридора.

– А остальные?

– Еще там.

Беспокойно шумела листва, сквозь нее сочились радужные солнечные блики.

– Ты не пострадал?

«Расскажи нам больше! Расскажи все, расскажи…» – читалось на лицах.

Дом оказался больше, чем он ожидал: добротный, деревянный, просторный. С широким крыльцом и балконом на втором этаже, с чистыми окнами и оставленной нараспашку дверью. Эльконто так и не понял, рад он его видеть или нет. Их всех. Когда вот так…

– Не пострадал. Почти.

И при этих словах, не выдержав, выбравшись откуда-то из-за спины Дэлла, ему навстречу со всех ног бросилась Ани. Налетела теплым вихрем, прижалась, стиснула руками так, что даже ему – бугаю – стало трудно дышать.

Сверху, из-за закрытого окна послышалось нетерпеливое повизгивание и скулеж Барта.

Она едва успела показать ему выбранную ей комнату – их комнату, – а после сразу же забралась на колени и принялась плакать, теребить воротник бежевой рубашки. Уже штатской.

– Ты прости меня, слышишь? Прости, я ведь не хотела, не знала, что мой сон так подействует, я просто скучала. С ума сходила от беспокойства, постоянно думала, как ты там…

– Ничего, все хорошо. Ты ненамеренно, я знаю.

Он улыбался ласково, тепло и грустно. Губы растянуты, а в глазах свинцовая тяжесть.

– Если бы я только знала…

– Но ты не знала.

– Я бы не пришла… Да я и так не приходила – странно, что мой образ вот так… Как он там оказался? Не понимаю, ничего не понимаю…

– Я тоже не понимал, но мне хватило. Прозрачная ты или нет, а спасать бы я тебя принялся любую, в любом месте.

– Ты мой родненький!

Комната пахла сосновой доской, солнечной пылью и лаком для пола. Смятое, сдвинутое в сторону толстое бордовое покрывало и лапы Барта, стоящие на матрасе. Его хвост мотался в стороны с такой силой, что псиный зад ходил ходуном. То и дело вываливался наружу из улыбающейся пасти розовый язык – мол, ну дай лизнуть хоть что-нибудь – руку, а лучше лицо. Но лицо хозяина находилось далеко, а руки были заняты поглаживанием спины Ани, и Барт продолжал скулить.

– Уймись ты уже, уймись. Все хорошо.