Мистериум

Короткая пауза, потом ритмичные звуки — Лукас колотил кулаком по решётке. Клетку Клиффорда он мог увидеть, только прижав голову к своей решётке и заглянув за угол, где линия клеток следовала за изгибом стены. Это не стоило усилий.

Клиффорд был рад своему относительному уединению. Он опорожнил мочевой пузырь в фаянсовый горшок, выданный ему для этой цели, стесняясь производимых в процессе звуков. Утро сегодня было такое холодное, что после того, как он закончил, от горшка ещё несколько минут поднимался пар.

Он снова уселся на раскладушку и закутался в одеяло.

— Долбонаты! — орал Лукас. — Кретины! Недоумки!

Клиффорд подождал, пока солдат снова не замолчит. потом сказал:

— Их там нет.

— Что? — вскинулся Лукас, словно забыл, что Клиффорд в подвале вместе с ним.

— Их там нет! — Это было очевидно. Через четыре часа после наступления темноты здание было полно звуков: постоянные шаги наверху, открывающиеся и закрывающиеся двери, внезапный рёв мотора и его постепенное затихание за покрытыми пылью окнами под потолком. — Они ушли. Эвакуировались. Должно быть, сегодня тот самый день.

Не нужно было уточнять, день чего. Поэтому-то и Люк здесь — потому что болтал о бомбе.

И Клиффорд был здесь по этой же причине, хотя никто ему этого не говорил — с ним вообще никто не разговаривал. Солдаты просто впихнули его в эту клетку и ушли.

И теперь уже слишком поздно что-либо делать — лишь ждать. И он сказал об этом Люку.

Тибо назвал его мелким идиотом, малолетним бандитом, вруном.

— Они не могут оставить меня здесь. Сыновья Самаэля! Даже прокторы такого не сделают.

Однако утро наступало, и Лук погрузился в безысходное молчание. Клиффорд знал, что уже рассвело, по слабому свету из вентиляционных окон. Это были его единственные часы. Не считая их, единственным источником света были тусклые флуоресцентные трубки на потолке — и большинство из них не горели.

Клиффорд не знал, как долго он пялился на лоскут дневного света на краю потолка; его прострацию прерывали лишь доносившиеся из клетки Лукаса Тибо всхлипывания.

Затем послышался ещё один звук: выстрелы, не так уж далеко отсюда.

— София-мать! — закричал Лукас.

Это была новая угроза. Клиффорда охватил ужас: лучше уж бомба, чем ружьё. Он читал про Хиросиму и Нагасаки. Бомба сжигает всё, как огненное цунами. Люди исчезают, и остаются только их тени. Он уже смирился с гибелью от взрыва бомбы, но быть расстрелянным — это другое. Это его тревожило.

Стрельба прекратилась, началась снова, опять затихла.

А потом дверь с надписью «ПОЖАРНЫЙ ВЫХОД» распахнулась, и за ней оказался проктор Делафлёр с круглыми глазами и пистолетом в руке.

Глава двадцать седьмая

Вначале была эноя, и мир был соткан из света.

Затем София, мысль Несотворённого Бога, совершила грех творения. Исторгнутая из первичного Ноуса, она создала первичную материю, хюле, и оплодотворила её своим духовным принципом, динамисом, который есть одновременно семя и образ Мира Света.

Таким образом мир был одновременно сотворён и отделён от своего источника; то была материя с духовной сердцевиной, не кенома и не плерома. Он был неполон; он был меньшим целого; он был асимметричен.

Это была метафора, которую Стерн находил столь притягательной. Она перекликалась с современной космологией: выдерни чеку из первичной симметрии, и всё рухнет: кварки, лептоны, атомные ядра, звёзды; а потом котята, навозные жуки и физики.

И во всё это встроен ненасытный эпигнозис, память о том древнем изотропном единстве всех вещей в несотворённом мире.

София, брошенная, бродит по бесконечным берегам хюлической материи, ужасно взыскуя света. И всё же… и всё же… София смеётся.

Говард нашёл эту фразу в записной книжке Стерна, обвёл её и подчеркнул и пририсовал сверху корону из вопросительных знаков. София смеётся.

∞

Говард рассчитал, что ему нужно пройти сотню ярдов через парковку лабораторного комплекса, чтобы добраться до главного корпуса, обрушившегося бетонного здания, где — возможно — умер Стерн.

Обычно это не слишком значительное расстояние. Но он находился в необычном месте. Он пересёк границу обычности. Он был внутри сияния.

Здесь не падал снег. Воздух вдруг стал влажным и тёплым: аккуратные газоны у жилых зданий для персонала зелёные, хотя трава с весны совсем не выросла. Видимо, время здесь идёт гораздо медленнее? Если так, подумал Говард, то его попытка добраться до Стерна обречена на провал: бомба взорвётся, пока он делает первый шаг.

Но он мог видеть, как падает снег всего в нескольких шагах от него, и он падал с обычной скоростью. Так что время не идёт здесь как-то особенно медленно, хотя очевидно, что оно идёт по-другому… и он сделал ещё один шаг вперёд.