Однако по сравнению с юго-востоком Невады Юта кажется ему цветущим раем. Он едет по двухполосным дорогам округов Линкольн и Най. Вот где настоящая пустыня. Жгучее солнце поднимается здесь как предзнаменование надвигающегося термоядерного кошмара. От сонного городишки Кальенте до такой же дыры под названием Рейчел он проезжает восемьдесят миль по невадской глухомани. До следующего населенного пункта ехать еще пятьдесят четыре мили по совершенно пустой дороге. Она кажется Ли местом для харакири, куда выползают уставшие, отчаявшиеся гремучие змеи и ждут, когда колеса судьбы освободят их от удручающей скуки пустынной жизни.
Вдалеке, по обеим сторонам дороги, мелькают поселения вроде Хико и Эш-Спрингс. Туда ведут штатные и окружные дороги. А в места вроде Темпьюта или Адавена можно добраться только по грунтовым дорогам. Без десяти семь он останавливается на заправочной станции, к которой примыкает магазинчик, торгующий товарами первой необходимости. Позади стоит жилой дом. Заправка находится на перекрестке дорог, в нескольких милях от Уорм-Спрингса. Бензин в двух колонках стоит дороже обычного, его марка Ли незнакома. Светло-желтая штукатурка магазинчика облупилась. Его крыша покрыта голубой керамической плиткой.
От прежней жизни Шекета ничего не осталось, до его новой жизни с Меган в Калифорнии еще нужно доехать, а пока, с самого выезда из Сидар-Сити, он пребывал в паршивом настроении. Милю за милей этот эквивалент пустыни Мохаве высасывал из него последние капли человеческой доброты, те, что еще не успела высосать нескончаемая несправедливость, которую ему пришлось вытерпеть.
Заправочные колонки моложе нефти, из которой сделан залитый в них бензин, но они не принадлежат к поколению заправок, умеющих считывать данные кредитных карт. Он идет в магазин, предъявляет кассиру карту «Visa» на имя Натана Палмера и просит включить колонку.
Кассир наверняка является и владельцем заправки. Шекет возненавидел его с первого взгляда. Старый. Толстый. На нем брюки цвета хаки, которые держатся на подтяжках, белая футболка и соломенная шляпа с узкими полями. Весь этот наряд кажется сценическим костюмом, словно этот человек играет пустынного недотепу.
Шекет заливает бак, возвращается, чтобы подписать бланк оплаты и получить назад свою карту.
– Не правда ли, прекрасное утро? – говорит этот старый дурень.
– Жарит, как в духовке, – отвечает Шекет.
– Это потому, что вы не из наших краев. Для нас утро вполне сносное.
– Откуда вы знаете, что я не из ваших краев?
– Видел номера, когда вы подъезжали. В Неваде таких нет. Кажется, это номера Монтаны.
Шекету не до разговоров. Он сосредотачивается на подписи, поскольку вдруг забывает имя, выдавленное на кредитной карте. Он едва не подписывается «Ли Шекет». У него что-то с головой.
– Сегодня только восемьдесят два градуса[5], – говорит кассир. – Для наших мест, да еще в это время года, такая температура считается прохладной.
Шекет расписывается правильно: «Натан Палмер». Поднимает голову и смотрит в слезящиеся глаза старика.
– О каких местах вы говорите? О тех, что у вас ниже пояса?
– Прошу прощения, я не понял?
– За что вы просите прощения?
Кассир хмурится и подталкивает карту к Шекету.
– Хорошего вам дня.
Шекет не понимает, отчего он испытывает злость и презрение по отношению к незнакомцу. Это его немного пугает, но остановиться он не может.
– За что вы просите прощения? – снова спрашивает Шекет. Этот придурок злит его своей фальшиво-дружелюбной манерой. Ишь, соседа нашел. – Может, вы пукнули? Вас за это простить?
– Я не хотел вас обидеть, – говорит кассир и отводит взгляд.
– Вы считаете, что обидели меня?
– Сэр, я искренне верю, что нет.
В голове Шекета нарастает гудение, словно у него в мозгу осы устроили себе гнездо.
– Значит, вы в это верите? – Кассир смотрит в окно, надеясь, что к заправке подъедет еще кто-то. Но возле колонок пусто. Только проплывающее облако на минуту затеняет заправочную станцию и участок дороги. Напряжение старика, его подавляемый страх возбуждают Шекета. – У вас есть основополагающее убеждение? – спрашивает он, беря с прилавка шоколадный батончик.
Когда-то у Шекета были основополагающие убеждения и пределы допустимого. Он в этом уверен. Вот только не может вспомнить, какими были эти пределы.
– Что вы имеете в виду? – спрашивает старик.
– Скажем, вы верите в Бога?
– Да, сэр, верю.
– Верите?
– Да, сэр.
– А где Бог? – спрашивает Шекет, разворачивая батончик и бросая обертку на пол.
Старик снова смотрит ему в глаза.
– Где Бог? – переспрашивает он.
– Я вот думаю, где, по-вашему, Он находится?
– Бог везде.
– Даже в этом холодильнике с пивом и газировкой? – Кассир молчит. Шекет откусывает от батончика, жует, затем выплевывает липкий комок на прилавок. – У этой штуки вкус дерьма. Срок годности прошел еще десять лет назад. Что ваш Бог думает насчет вашей торговли подобной дрянью? Может, Он не замечает? И все же где Он? Может, Бог прячется в пакетах с картофельными чипсами и чипсами «Доритос»?
Кассир смотрит на процессор для считывания кредитных карт.