Мистериум

Внешностью он не уступал детишкам с картинок рекламы печенья и был по-своему ласковым. Хотя Вуди позволял обнимать и целовать себя, сам он никогда не обнимал и не целовал ее. Бывали неожиданные мгновения, когда он касался материнской руки или ее иссиня-черных волос, а затем своих таких же, как бы говоря, что знает, от кого унаследовал эти волосы.

Вуди редко смотрел в глаза, а когда смотрел, в его глазах порою блестели непролитые слезы. Чтобы мать не подумала, будто ему грустно, он всегда одарял ее улыбкой, граничащей с усмешкой. Если Меган спрашивала: «Это слезы счастья?» – Вуди кивал. Однако он не мог или не хотел объяснять, что именно делает его счастливым.

Трудности в общении означали, что мать и сын не могут в полной мере делиться своими мыслями и впечатлениями, как того хотелось бы Меган, и это являлось постоянным источником ее печали. Сын тысячу раз разбивал ей сердце, но своей мягкостью и нежностью тысячу раз его исцелял.

Меган ни на миг не пожалела, что Вуди не растет обычным, не страдающим аутизмом ребенком, поскольку тогда он был бы совсем другим. Она любила сына, несмотря на все трудности и превратности их совместного жизненного путешествия, а в какой-то мере – благодаря им.

– Вуди, у тебя все в порядке? – не переступая порога комнаты, спросила Меган. – Ты сам тоже в порядке?

Вуди сидел спиной к матери, целиком поглощенный общением с компьютером. Но, услышав материнский вопрос, он поднял правую руку. Его указательный палец тянулся к потолку. Меган давно знала, что этот жест означал «да» и мог переводиться как «Мама, я на луне».

– Хорошо. Сейчас восемь часов. В десять ложись спать.

Вуди покрутил поднятым указательным пальцем и тут же опустил руку на клавиатуру.

2

Документ, над которым долгое время работал одиннадцатилетний Вуди Букмен, имел довольно длинное название: «Сыновняя месть: добросовестно собранные доказательства чудовищных злодеяний». Сохранив файл, он выключил компьютер и направился в примыкающую к его комнате ванную. Там он почистил зубы электрической зубной щеткой «Соникер», работающей на батарейках. Чистить зубы обычной щеткой ему не разрешалось, поскольку Вуди был настолько одержим чисткой собственных зубов, что мог драить их двадцать минут подряд. Результатом стало серьезное повреждение десен, и ему потребовалась трансплантация десенной ткани. В десять лет Вуди сделали челюстную операцию, дабы сохранить три нижних зуба слева.

Для таких операций пародонтологи использовали стерилизованные, дезинфицированные ткани, взятые у трупов. Три нижних зуба Вуди окружала чужая десенная ткань, доставшаяся ему от мертвеца, и новых операций он не хотел. Ткань неизвестного донора никак не беспокоила его и не вызывала странных побуждений. В мозгу Вуди не вставали картины из жизни донора, и он не испытывал настойчивого желания кого-то съесть, как герои «Ходячих мертвецов»[1]. Трансплантация не превратила его в зомби. Такие мысли были из разряда дурацких предрассудков.

Вуди было стыдно за людей, которые верили в дурацкие предрассудки. Ему также было стыдно за людей, которые сердились из-за мелочей, за людей, которые обзывали других, жестоко обращались с животными.

Многие люди по разным причинам заставляли его стыдиться за них.

Ему было стыдно и за себя, за то, что он представлял опасность для собственных зубов. У щетки «Соникер» имелся двухминутный таймер. И потом, она удаляла налет с зубов не щетиной, а звуковыми волнами. Без таймера рот Вуди превратился бы в кладбище десен, где вместо надгробий торчали бы оголенные зубы.

Еще одной причиной его смущения было возникавшее иногда желание поцеловать девчонку. Вплоть до недавнего времени такая мысль вообще не приходила ему в голову. Поцелуй казался ему гадким занятием, при котором разбрызгивается слюна. Должно быть, с ним что-то не так, если у него возникают подобные желания. И еще (ну вот опять) его смущало то, что, если он когда-нибудь спросит у девчонки разрешения ее поцеловать, он ни за что не расскажет ей про десенную ткань, доставшуюся ему от мертвеца, боясь, что девчонку затошнит и она убежит. Умолчав, он солгал бы, и думать об этом было унизительно, поскольку ложь – главный источник всех человеческих страданий. Слово «унижение» можно определить как болезненное ощущение, что тебя оскорбили, а это еще хуже, чем смущение.