Мне кажется, или общий настрой в письмах становится все более безысходным? Или это я сам в своем затворничестве уже не вижу никакого просвета?
Отшельник из Провиденса, наверное, ощущал нечто подобное. Невыносимо страшно чувствовать себя носителям тайного знания и не иметь возможности рассказать об этом. Точнее – сказать-то можно, но вряд ли кто поверит. У меня немного другая ситуация: я сам не хочу, ибо не вижу смысла. Они уже здесь, Мифы пришли навсегда, и моя правда ничего не изменит. Любое сопротивление давным-давно подавлено, недовольные уничтожены или изменены, государственные деятели стали марионетками. А самые могущественные державы мира превратились в арену столкновения ИХ интересов.
Люди сами по себе больше никого не интересуют. Так что лучше пусть и дальше пребывают в неведении. А мне остается лишь скрупулезно фиксировать факты и домыслы моих респондентов, надеясь, что когда-нибудь найдется человек решительнее скромного исследователя. Я всего лишь наблюдатель. И вместо дара Предвидения, как у Затворника, я получил лишь дар молчания.
Мифы сродни неотвратимо надвигающемуся товарному составу. Ему некуда свернуть, и уж тем более бесполезно пытаться его остановить. А если все-таки рискнешь, держись. Правда о себе самом, открывшаяся внезапно и неотвратимо, как слепящий свет фар локомотива, иногда бывает пострашнее самой суровой кары.
Акримония мисс Галор
Анна Дербенева
Детектив Натан Элерт понял, что сильно влип, когда увидел трупы своими глазами.
Это были те же бомбисты, которых пресса столь щедро одарила вниманием накануне. Их имена, вписанные в историю города крупным шрифтом передовиц, красовались на заголовках с неделю. Они прославились черными делами и окончили свои дни подобно скоту на бойне.
Отгремел шторм, ветер в маленькой бухте унялся, а три выпотрошенных трупа, распухших и жалких, качались под пирсом в темной воде, словно мрачные поплавки, привязанные к балкам. Судя по странгуляционной борозде и отрубленным рукам, зачинщиком был черный по центру. Убийцы явно хотели, чтобы тела нашли, и вот теперь бедняги всем своим видом предостерегали от повторения их ошибок.
Эти люди принадлежали к «Обществу чистых рас» – секте религиозных фанатиков, помешанных на новых богах, что явились в мир якобы для наведения высшего порядка. Несмотря на подозрительную малочисленность, «чистильщики» считались крайне опасными, не гнушаясь вырезать нечистокровных целыми семьями. Иногда их удавалось поймать, иногда нет – но полиция осторожно, по косточкам разбирала каждое дело. Элерту такой подарок достался уже на третий день службы в мегаполисе, и не требовался штатный провидец, чтобы знать – головная боль обеспечена. К тому же преступников убили не в схватке, ведь обычно «чистильщики» расползались по углам сразу после очередной жестокости. Растворялись в разных городах, залегали на дно. Этих же вычислили и поймали спустя неделю, вытащив из теплых безопасных нор.
Что и говорить, не стоило бедолагам покушаться на жизнь Ривера Четэма, ведь каждому известно, что портить жизнь власть имущим – дорогое удовольствие.
В обществе ходили слухи, что раньше Ривер Четэм был не абы какой аристократ, а принадлежал к расе Глубоководных, после совершеннолетия пережив редкую обратную мутацию. Баронесса Оливия Четэм молчала как рыба, избегая сказать лишнего о рождении сына, а ее дом, включая прислугу, эту позицию принял безоговорочно. К своим сорока годам Ривер оброс не только интересными сплетнями, но также и влиятельными друзьями, став успешным политиком с характерной специализацией на подводных городах. Но у монеты две стороны, и реверсом интересной славы обернулось пристальное внимание психопатов и культистов.
Имея свое мнение насчет чуждых рас, ехать к Четэму, да к тому же натощак, детектив хотел менее всего, но комиссар посоветовал не тянуть. Не забыв снабдить добрым советом на дорогу:
– Будь поделикатнее, сынок. Ты в городе без году неделя, заодно и узнаешь, кто нынче у руля. И о глубоководных лучше смолчи – да и сам все поймешь, как увидишь его дом.
Элерт к сведению принял. Но энтузиазма в себе все так же не обнаружил.
Особняк бывшего мутанта, а ныне дипломата, расположился в самом центре тихой улочки Гидранжи. Маленький престижный район с незримой охраной по периметру – здесь не летали дирижабли, не тарахтели дешевым топливом ветхие машины и даже робот-почтальон следовал от ящика к ящику чинно и с достоинством.