Мистериум. Полночь дизельпанка

– Вас буду сопровождать лично я, – поморщился Мартынов. – Ехать никуда не придется. Мы с вами идем на «Маяк».

Гулкими полутемными коридорами они проследовали в глубь Рудоуправления. В бессистемном нагромождении лестниц, переходов и галерей, без провожатого немудрено было заблудиться. Иногда на пути вырастал пост охраны, однако «крысиный» значок Мартынова работал как универсальный пропуск. В раздевалке у них изъяли все личные вещи, выдав взамен налобные фонари с тяжеленными громоздкими аккумуляторами, пластмассовые каски, кирзовые сапоги и серые робы на размер больше. Потом они шли следом за полковником, раскидывая дробное эхо по пустым коридорам, втискивались в лифт под шутки и смех ехавших на смену горняков и бесконечно долго спускались вниз, до девятисотого горизонта.

Лязгая и дребезжа, лифт потянулся обратно наверх. Рабочие привычно побрели рассаживаться в узкие вагонетки, похожие на карнавальный детский поезд, только грязный и местами проржавевший. С громким щелчком сработала вспышка: бородатый фотограф сделал первый подземный кадр. Началась рутинная работа под километровой толщей земли, камня, льда и отработанной породы.

– Мы с вами пойдем пешком, – под грохот тронувшегося состава возвестил Мартынов. – Здесь очень много мест, куда современной технике ход заказан, а посмотреть есть на что. Прошу отнестись к этому крайне серьезно: вы как-никак первые иностранные журналисты, которых допустили на «Маяк»…

– Мой генерал, а для чего вам этот огромный пистолет? – Иоланта, умудрившаяся приталить даже бесформенную робу, игриво ткнула острым ноготком в ремень Мартынова.

Роберт только сейчас обратил внимание, что, помимо аккумулятора, на поясе полковника болтается еще и устрашающего вида кобура.

– Не берите в голову. Просто начальство о дорогих гостях печется, перестраховывается. – В кривой улыбке Мартынова отразилось все, что он думал о «дорогих гостях». – Разлом рядом, знаете ли. Бывает всякое… хоть и не часто.

В памяти Роберта всплыли самые долгие полчаса его жизни – время, что легкомоторный самолет рейса Москва – Норильск провел над разодранным чревом Земли, именуемым Большим Сибирским Разломом. И вроде бы ничего страшного или необычного не произошло, но весь салон затих, прильнув к иллюминаторам, с тревогой вглядываясь в клубы розоватого тумана, поднимающиеся со дна титанической трещины. Один лишь раз на горизонте возникло какое-то движение, заставившее самолет резко изменить курс, но что это было: неведомая тварь, подобно рыбе вынырнувшая на поверхность, или просто обман зрения, – Роберт не знал. Да и знать не хотел.

Невысокие своды «Маяка» оплетали перепутанные коммуникации – провода, трубы, вентиляционные короба. Подземелье оказалось настолько однообразным, что любая деталь, будь то трафарет на стене или смятая пачка из-под «Примы» под ногами, воспринималась как знаковая вешка. В бесконечных ответвлениях, развилках и поворотах потеряться было еще легче, чем в коридорах Рудоуправления. Зажатый со всех сторон маслянистой тьмой, свет фонарей казался болезненно-слабым. Он не резал темноту, а с чудовищным усилием проталкивался сквозь нее. Изредка мощная вспышка фотоаппарата освещала коридор на много метров вперед, но длилось это доли секунды, после чего разорванный мрак вновь сливался в единое чернильное пятно. Возле очередного «тройника» Мартынов остановился, поджидая отставшего фотографа. Вскоре тот нагнал их, запыхавшийся, но странно довольный. Пристроился под шаг, точно младенца баюкая на груди громоздкую камеру.

– Скажите, товарищ Мартынов, – невинно осведомился он, – а у вас в шахтах дети работают?

– Нет. А у вас? – Не дождавшись ответа, Мартынов ускорил шаг, отрываясь от группы.

Фотограф, загадочно улыбаясь, подотстал, поравнявшись с коллегами.

– Слыхала? – шепнул он Иоланте, но так, чтобы Роберт тоже услышал. – Не работают, говорит! Ну-ну! Я сейчас в соседнем тоннеле трех мальчишек сфотографировал. Случайно вспышкой высветил. Маленькие, лет двенадцати, наверное, судя по росту. Тощие, бледные! Меня увидели, и сразу деру! А этот хмырь мне, значит, не-а, не работают! Главное, чтобы пленку не отобрали, я им по приезде такое устрою! Уроды больные эти северяне, конечно…

– Паша, уж чья бы корова мычала… – хмыкнула Белых. – У тебя жена с культистами шашни водит, а те с детьми вообще не церемонятся.

– Это другое! – буркнул фотограф, но лезть с разговорами перестал.

Тоннель вывел их в просторный зал с высоким сводчатым потолком. Здесь в рядок стояло четыре приземистых машины грязно-желтого цвета. Они напоминали сплющенные тракторы с широкими ковшами. Нахваливая погрузчики, Игнат Федорович вещал о техническом прорыве Независимой Сибири, о замкнутом цикле производства, о рекордных показателях. Вспышка фотоаппарата разливалась по стенам, отражалась от канареечных бортов. Иоланта принимала картинные позы возле машин, но обиженный фотограф этого как будто не замечал, предпочитая снимать Мартынова и Роберта.