Misterium Tremendum. Тайна, приводящая в трепет

Случались минуты, когда она готова была переступить черту. Стоило лишь раз не отвести взгляда, не выскользнуть из объятий, задержать руку в руке, не отвернуться, подставляя щеку, когда он тянется губами к губам. Так все просто, так понятно. Кто посмеет осудить?

Когда она думала об этом, она видела одно и то же. Молчаливую психическую атаку марковцев. Строй офицеров, и Павел среди них. Отчетливо, как в кинематографе, вставали перед ней кадры. Она с Федором. Все чудесно. Оба счастливы. Павел медленно падает на снег.

– Почему бы тебе правда не выйти за него замуж? – однажды сказал Андрюша. – Получилась бы идеальная советская семья, ячейка нового общества.

С Андрюшей было трудно разговаривать. Он стал мрачный и злой. Он бросил живопись. Художника, который занимался с ним, арестовали. Старик умер в тюрьме. Летом он не знал, куда себя деть. Двое его лучших друзей уехали еще в восемнадцатом, с семьями в Германию. Михаил Владимирович и Таня пытались как-то занять его, французским, латынью, Фенимором Купером, Артуром Конан Дойлом, Львом Толстым, но он презрительно поджимал губы и спрашивал:

– А зачем?

– Хотя бы для того, чтобы остаться самим собой. Я служу им потому, что иначе мы пропадем, умрем с голоду. А ты что делаешь? Спешишь превратиться в сознательного пролетария, для которого латынь и Толстой – вредные буржуазные излишества?

Эти разговоры выматывали Михаила Владимировича, но он не сдавался. Ему было страшно за сына больше, чем за дочь и за внука. В Андрюше появилось то, что когда-то было в Володе. Отчужденность.

Таня нашла неожиданное и жестокое средство. Она повела брата в анатомический театр медицинского факультета.

– Так, Андрюша, выглядит смерть. Это расстрелянные. Их много привозят. Вот алкогольное отравление. Вот морфинист. А эту женщину зарезали на улице, за кулек сахару. Умершие от тифа. Их больше всего. Жизнь невероятно хрупка, особенно теперь. Смотри, это может случиться с каждым из нас, в любой день, в любую минуту. Твое угрюмое безделье, депрессия, постоянные упреки – предательство.

Когда возвращались домой, он молчал и держал Таню за руку. Был ясный теплый октябрьский вечер, золотая осень. Таня повела брата через Никитские ворота, ей хотелось зайти в Большое Вознесение.

Служба уже закончилась, в храме было почти пусто. К Тане подошел старый дьякон, шепнул на ухо:

– Давно не приходишь. Тебя человек спрашивал.

– Кто? – прошептала Таня и схватила Андрюшу за плечо, чтобы не упасть, так сильно закружилась голова.

– Тихо, деточка моя, тихо, – сказал дьякон, – он еще тут, идем в трапезную.

Она с трудом узнала старого есаула. Он оброс белоснежной бородой. Под рваным пиджаком матросская тельняшка. Глаза молодо блестели из-под седых лохматых бровей. Таня обняла его и заплакала. Андрюша стоял рядом, переминался с ноги на ногу, смущенно шмыгал носом.

– Муж твой в Орле, скоро возьмем Тулу, а там уж и до Москвы рукой подать, – сказал есаул. – Вот тебе письмо.

Измятый листок был исписан мелко, по-русски.

– Погоди, потом прочитаешь, – сказал есаул, – мне уходить пора, скажи, что передать?

– Подождите, я напишу.

– Пиши, только быстро.

Дьякон дал четвертушку бумаги, тупой карандашный огрызок.

«Я люблю и жду тебя. Миша здоров, вырос. Пожалуйста, останься жив!»

Она не знала, что еще написать. Растерянно подняла глаза, посмотрела на брата. Рука с карандашом дрожала. Десятки слов звенели в голове, как пятаки в копилке, и казались бессмысленными, плоскими.

– Ты на отца очень похож, – сказал есаул Андрюше. – Если б не твой отец и не твоя сестрица, не было бы меня в живых. Так-то, брат. Береги их, будь им радостью и опорой.

* * *

Зюльт, 2007

Герда постучала в дверь, сказала сердито:

– Господин Зубов, вы можете объяснить Микки, что в его возрасте нельзя не спать подряд две ночи?

– Хорошо, я попробую.

– Да, будьте любезны, потому что я тоже из-за него не сплю.

Они вместе вошли в кабинет к Данилову. Старик сидел за столом, перед включенным компьютером. Он развернулся в кресле.

– Ну, что? Есть какие-нибудь новости?

– Нет, Михаил Павлович, за последние полчаса ничего не изменилось.

Герда обиженно фыркнула. Зубов перевел для нее на немецкий их короткий диалог.

– А что произошло полчаса назад? – спросила Герда.

– Радел доехал до Дуарнене и поселился в отеле возле порта.

– Что такое Дуарнене?

– Маленький курортный городок во Франции.

– Он решил отдохнуть? – спросила Герда.

– Нет. Туда причалит яхта, его возьмут на борт, – объяснил Зубов.

– Его возьмут на борт, а Софи вытащат, наконец? – Герда стукнула кулаком по коленке. – Ну, что вы оба молчите? Почему не рассказали мне раньше?

– Герда, мы боимся сглазить, – сказал Данилов.

– Хорошо. Тогда я тоже буду молчать, – согласилась Герда. – Вы связались с французской полицией? Или ваши люди будут действовать самостоятельно?

– Нет, Герда, мы не стали связываться с полицией, – сказал Зубов.

– И правильно. Если они собираются причалить именно там, значит, у них могут быть связи в полиции.

– Ну, одно из другого вовсе не следует, однако если есть возможность не рисковать, то лучше не рисковать, – сказал Зубов.