– О, ты мне уже и советы даешь! Кто из нас начальник?
– М…м…м… мало ли кто начальник?! Я мужчина, а Вы женщина!
– Мне нравится твой ответ, как бы из него пользу извлечь? Ты не знаешь?
– А, чего тут знать? Вы – баба, я – мужик! Вы одна, я слышал, Ваш Самсон Сергеевич за границей обитает. Я вообще один…
– Тебе не стыдно так говорить? А?
– Да Вы сюда прямо из ванны приехали, волосы рассыпчатые, чистенькие, даже влажные, Вы вся такая!
– Красиво говоришь, да здесь удобства относительные.
– Какие Вам нужны удобства? Мы ж на диване сидим! Старый он, так и, что, нас выдержит.
– Ты чего это мне предлагаешь?
– Ничего не предлагаю, – обиделся Шурик, – рядом с Вами нет бугая, я и обрадовался.
– Шурик, а ведь ты ездил к Билане в гости! Я Вас вдвоем видела, ты к ней ездил!
Забыл?
– Нет, ничего я не забыл, она мне свой антикварный стул показывала, я его оценил и ушел, а в дверях с мужиком столкнулся, он тогда к ней ходил…
– Понятно, а я к ним после тебя пришла, и, похоже, с нее Инесса Евгеньевна Егора Сергеевича спугнула, он был в одних семейных с цветочками, а Прохор Степанович в это же время был там.
– И она его к себе взяла?
– Нет, он сам к Инессе Евгеньевне пришел и своих детей привел, а она от них сбежала в другую квартиру. А ты за собой своего отца водишь, сейчас, как это ты один оказался?
– Вам, что отец мой не нравиться?
– Он хороший специалист, пригласишь его этот комод реставрировать, деньги на комоде уже лежат.
– Заметил, а мои услуги оплатите? За доставку антикварной продукции!
– Наличными? Ты мой служащий, зарплату получаешь, возьми ключи, привезешь сюда своего отца, он сам все знает, что делать.
– А ящики открывать будем? – не дожидаясь ответа, Шурик встал, поставил комод под старую люстру, обошел его со всех сторон, открыл ящики, – чудес нет.
Аня посмотрела на него, потом на открытые ящики комода, встала, подошла к комоду, достала маленькую бутылочку, на ней виднелась полу стертая надпись 'пихтовое масло'. Она взяла бутылочку в руки:
– А говоришь, ничего нет, а здесь такое сокровище! От деда Пихто осталось наследство.
– Выброси, зачем оно нужно!
– Смотри, какая упаковка! Им еще можно пользоваться.
Аня резким движением раскрыла диван, успев заметить, что внутри дивана лежала чистая простынь. Вторым движением она постелила ее на диван.
– Прошу, Шурик, все готово для испытания наследства! Скорее его приложения.
Аня легла на край дивана и стала смотреть на комод, ей казалось, что старый старик вселился в комод и подмигивает.
Шурик одним движением залетел на диван, на нем сверкал металлическими украшениями кожаный, широкий ремень…
Аня повернулся к нему, погладила ремень:
– Хорошее у тебя укрепление, надо сказать, снять его можно? Или сложно?
– Да и Вы в каркасе, вон какая у Вас талия обтянутая! До Вас не добраться.
– Не обижай, это летние платье и не более, сейчас все ткани тянуться, – и я потянула замок на платье вниз.
Шурик снял ремень. Они механически, каждый сам с себя снимали одежду и складывали со своей стороны дивана. Они еще не верили сами себе, еще все казалось большой шуткой. Она протянула ему пихтовое масло, пальцами показала, как им надо пользоваться, он послушался. Он умел играть на гитаре, надо было свои способности использовать в жизни, его тонкие пальцы, смазанные маслом, изобразили на мгновение игру на гитаре, больше этого не требовалось, он взлетел на чистое тело, такое живое, такое притягательно, такое нежное, такое готовое к нему, что он потонул в нем с замиранием сердца… Комод стоял понуро, о нем просто забыли.
Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери. Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское, уходила на пляж.
Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.
– Какой пляж, в девять вечера!
– Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.
В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время. Под утро она проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил.
Полина Игоревна зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами.
Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.
– Инна, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов?
– Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.
– У него колесо спущено!
– Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.
– Шторки – это, что такое?
– Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.