Мистическая Прага

Лёв и Тифо заявили в один голос, что лучше картины не придумаешь, и все обратились к следующей эмблеме, представлявшей «Мать-Землю»: обнаженная женщина стоит на фоне плодородного ландшафта, ее шея, плечи и грудь изображены заключенными в земной шар, к своей правой груди она прижимает новорожденного младенца. Справа от нее изображена сцена вскармливания Юпитера: младенец прижался к козьему вымени, слева же близнецы Ромул и Рем, о которых заботится волчица. На заднем плане виднеются замки и вершины гор, над ними красуется надпись из Изумрудной Скрижали: «Nutrix ejus terra est»[68]. Эта картина натолкнула ребби на мысль о сотворении мира, и, обратившись к своим гостям, он откинулся на спинку стула, прикрыл глаза и сказал следующее:

«Иегова создал все вещи в этом мире, сказав: «Да будут», и они стали. И созданы были четыре элемента, земля, вода, воздух и огонь, которые Он соединил, дабы противоположное перемешалось, ибо мы видим, что огонь враждебен воде, вода враждебна огню, и то и другое враждебно земле и воздуху. Но Иегова объединил их и примирил, и из них вышли все вещи, и небеса и Его трон, и ангелы, и солнце, луна и звезды; земля и море с теми, кто обитает в море, и все они различны, ибо разнообразие естества было предусмотрено Господом. И мы видим, что разнообразие свойственно всем существам, поскольку сотворены они из разных элементов, а если они вышли из одного элемента, то не враждовали бы промеж себя. Но разнородные элементы смешались, потеряв свою изначальную суть, ибо сухое смешалось с влажным и холодное — с горячим, став ни холодным, ни горячим, равно как сухое, смешанное с влажным, становится ни сухим, ни влажным. Когда четыре элемента перемешаны, они приходят в согласие, и те существа, которые выходят из них, никогда не достигнут совершенства, если не будут подвергнуты гниению в ночи и разложению на первичные элементы. Иегова же завершил свою работу, создав власть и правительства».

Ребби Лёв замолчал, выпил бокал вина и продолжил:

«Во взаимодействии этих четырех элементов кроется великая тайна, два из них можно почувствовать на ощупь и увидеть: это земля и вода, чьи ценные качества хорошо известны, но два других невидимы и неощутимы, а потому порождают ничто всюду, где появляются, хотя их ценность и возможности также хорошо известны».

Доктор Майер, обратившись к другу, ответил: «Твоя интерпретация происхождения жизни и естества четырех элементов верна, но мы должны помнить, что наш великий учитель Парацельс учил нас иному. Когда был свершен Акт Творения, писал он, Илиастр разделился и породил Идеос, или Первичную Сущность. Сущность эта едина, монистична, и представляет собою не только жизненное движение, духовную силу, невидимую, неописуемую и неощутимую, но также витальную материю, из которой состоит ткань всякого живого существа. В Лимбе, или Идеосе первородной материи, содержатся прообразы всех вещей, каковые суть. Когда произошел Акт Творения и Илиастр растворился, начал действовать Арес, разделяющая сила Высшего Принципа. Весь процесс Творения был следствием первичного разделения, и из Идеоса родились элементы Огня, Земли, Воды и Воздуха. Это описано в моей книге «Atalanta fugiens», на обложке которой изображены четверо обнаженных мужчин, держащих в руках субстанции, символами которых они являются. Эта картина, а также пятьдесят других, объяснены латинскими стихами, положенными на музыку, что, признайте, является совершенно новым методом рассказа о бытии».

Вернувшись к изучению сюжетов, приготовленных для иллюстрирования книги Майера, трое друзей вновь надолго погрузились в рассуждения о символике, заключенной в гравюрах.

Жак Тифо, внимательно выслушавший разговор Лёва и Майера, обратился к ним со словами: «Будучи историком, а не философом, я не искушен в предмете, о котором вы говорите, но я всегда считал, что различия первичных элементов преувеличивают. Вы говорите о четырех элементах, я же считаю, что их число можно сократить до двух, а именно, до земли и воды. Первая тверда и неуничтожима, и из нее извергается пламя; вода же — зыбкая и способна испаряться, превращаясь с легкостью в воздух, о чем знает всякий, кто хоть раз пользовался чайником».

Консервативный ребби не одобрил этой теории и на пару с доктором Майером принялся горячо спорить с взглядами Тифо, но в этот момент явился еще один гость, которым оказался не кто иной, как доктор Готфрид Штегиус. Пришельца встретили с радостью и усадили за стол, предложив ему вина. Лёв, сразу же поняв, что Штегиус принес важные известия, попросил его не тянуть и говорить скорее. Доктор ответил, что он только что говорил с его величеством. Императору приснился тревожный сон, который нарушил его покой прошлой ночью, и он, Штегиус, не в силах истолковать сие видение, отчего император и послал его побеседовать с мудрым евреем. Ребби, врач и историк, забыв о своем споре, попросили немедленно рассказать им сон императора, и Штегиус пересказал в точности то, что поведал ему Рудольф: