Мистическая Скандинавия

Не меньшей известностью пользовался цикл рассказов о семи мудрецах, распространенный и на Руси. Относящийся к нему французский «Роман о Кассидоре» (XIII в.) повествует о византийском императоре, ищущем себе подругу жизни. Поискам препятствуют двенадцать принцев, которые, согласно пророчеству мудрецов, умрут сразу после женитьбы своего господина. Столь же бессодержательные пророчества изрекались в исландских сказках. Кассидор готов отправиться в гости к юной девушке Элькане, привидевшейся ему во сне, а принцы стараются его задержать, рассказывая какую-либо новеллу-притчу от своего имени или прикинувшись торговцем, паломником, нищим и т. п. В конце концов, император женится на Элькане, а принцев действительно казнят за их интриги против новой госпожи.

В русской «Повести о семи мудрецах» (XVII в.), напротив, интригует жена императора, планирующая погубить своего пасынка Диоклетиана. В защиту юноши выступают семь мудрецов. Происходит обмен притчами и загадками, и в итоге Диоклетиан обвиняет мачеху в клевете, чуть не приведшей к его смерти, и в измене мужу. Под видом одной из служанок она скрывала в своих покоях (но не в подвале) любовника.

Пропп, видевший в загробном мире объект для инициации, в своей трактовке загадок принцессы делал акцент на испытаниях героя, позволяющих ему приобщиться, во-первых, к мертвым предкам, во-вторых, к тайне рода будущей жены. В испытаниях герою помогает волшебный помощник (благодарный мертвец, старушка и т. п.), волшебный предмет, в первую очередь – предмет-невидимка (невидимость и прятки – знак пребывания среди мертвых). Пропп учел тип 306, в котором присутствует наставник или любовник, интригующий за спиной принцессы, но для него важнее другие сказки, в которых загадки предлагает ее отец, ведающий тайнами рода. Сказочного отца легко отыскать в жизни туземцев. Так, у индейцев квакиутль за церемонию посвящения жениха платил не его отец, а отец невесты.

Разница между тестем и любовником, на мой взгляд, немаловажна. Отец принцессы, равно как и Антиох, совмещающий в себе отца и любовника, двенадцать византийских принцев, любовник мачехи Диоклетиана и схожие персонажи рыцарских романов живут в дворцовых покоях. Наставник же пребывает в царстве мертвых, один из устойчивых атрибутов которого – вода, преграждающая туда путь. В сказке Андерсена вода помогает обезвредить труп наставника, но это лишь эпизод, в отличие от операций, производимых с телом принцессы.

Допустим, наставник символизирует предка невесты и в этом ранге преподает жениху родовую мудрость. Предок, согласно Проппу, научил людей пляскам. Поэтому герой отплясывает в чертогах предка, доказывая, что он достоин руки представительницы рода. Выходит, скандинавский тролль древнее подземных принцев, которые, хотя и горазды плясать, загадки не загадывают и ждут своего освобождения. Наличие любовников, стремящихся в мир живых, и метаморфозы, происходящие с самой невестой (она-то для чего приобщается к мертвым?), не позволяют принять гипотезу Проппа в приложении к «Ночным пляскам».

Существуют сказки под общим названием «Сказки об убитом возлюбленном», в которых вопросы задаются не кандидату в женихи, а мужу! Царица, скорбящая об умершем или погибшем любовнике, жаждет извести ненавистного супруга. Она клянется убить его, если он не отгадает загадку: «Я на милом сижу, я из милого пью, я милого вместо пояса ношу». Царь расстроен до слез. Откуда у жены столько милых в непосредственной близости к телу? Ему невдомек, что милый один-единственный, но разделенный на части, пошедшие на выделку скамьи, чаши и пояса. Мудрая девушка, живущая в лесной хижине, открывает глаза царю, тот решает ребус, казнит жену и женится на своей спасительнице[32].

Загадки о частях тела возлюбленного перекликаются с загадкой о голове тролля. В балладах, известных по всей Скандинавии, отец допрашивает дочь (или брат – сестру) о ее тайных свиданиях. Девушка отпирается до тех пор, пока ей не демонстрируют отрубленную руку и голову любовника:

Знаешь ли ты, молодая вдова,
Чья у седла висит голова?
Видишь, рука висит на луке?
Знаешь, чья кровь на этой руке?

Думаю, эти заимствования и привели к возникновению мотива загадок о мертвой голове в сказках типа 306. Ни обрядового, ни магического значения они не имеют. Магия мертвой головы в скандинавских странах развита слабо. Ничего подобного кельтскому культу голов здесь нет. В сагах отрубленные головы врагов используются только для доказательств их смерти или напоминаний о таковой. Публичная демонстрация голов случается нечасто и, как правило, вызывает неодобрение: «Незачем вам еще бередить людские чувства таким напоминанием» (Сага о Греттире, 84). Олав Святой, узнав, что Торарин возит повсюду голову убитого Торгейра, восклицает в гневе: «Людей убивают часто. Но не доводилось слышать, чтобы убийцы так поступали» (Прядь о Торарине Дерзком).