Мистические истории. Фантом озера

Справившись с волнением, я принялся внушать себе: «Это всего лишь сон – страшный сон». Я обдумывал происшедшее, пока не убедил себя, что все это мне и в самом деле только приснилось: рот растянулся от радости до ушей, в сердце вновь поселилось довольство жизнью. Я поднялся и зажег свет, а когда обнаружил, что все засовы и запоры на прежнем месте, на душе у меня стало еще веселее, а на губах снова заиграла счастливая улыбка. Я раскурил трубку и не успел устроиться возле огня, как вдруг трубка выпала из моих ослабевших пальцев, кровь отхлынула от щек, а мирное до того дыхание перехватил резкий спазм! На золе, рассыпанной у камина, рядом с отпечатком моей босой ноги виднелся след другой ступни – настолько огромной, что моя по сравнению с ней выглядела детской! Выходит, у меня и впрямь побывал визитер, а значит, и слоновьему топоту нашлось объяснение.

Я потушил свет и опять забрался в постель, парализованный страхом. Так я пролежал очень долго, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Сначала мне показалось, будто наверху по полу с шумом проволочили дюжее тело; потом его приподняли и грохнули об пол – да так свирепо, что от удара в моих окнах задребезжали стекла. С разных сторон слышалось приглушенное хлопание дверей. Временами чудилось, будто по коридорам – то туда, то сюда – прокрадывались опасливые шаги, кто-то носился по лестницам вниз и вверх. Порой шаги приближались к моей двери, гость мялся в нерешительности и опять отходил. Откуда-то издали доносилось и становилось все отчетливей побрякивание цепей: с каждым разом, как только скованный ими домовой, нога за ногу взбиравшийся по лестнице, одолевал очередную ступеньку, свободно висевший конец звякал о нее более чем явственно. Слышалось мне и невнятное бормотание, а порой полузадушенные вскрики; шуршали невидимые одеяния, и со свистом рассекали воздух невидимые крылья. Тут мне стало ясно, что я не один: ко мне в комнату вторглись чужие. Близ кровати чьи-то шумные вздохи и выдохи чередовались с таинственными перешептываниями. На потолке, прямо у меня над головой, вспыхнули три фосфоресцирующих шарика: повисев там с минуту, они полетели вниз – два упали мне на лицо, а третий на подушку, разбрызгивая теплую жидкость. Интуиция подсказала мне, что при падении все они превратились в капли крови: для подтверждения этой догадки зажигать свет было незачем. Далее мне начали мерещиться бескровные, смутно светившиеся лица и воздетые горе́ молочно-белые руки: отделенные от тел, они плавали в воздухе – возникая на мгновение и тут же исчезая. Потом все мгновенно стихло: на смену голосам пришло торжественное безмолвие. Я замер в ожидании, весь обратившись в слух; я понимал, что нужно зажечь свет – или мне конец. Но страх не давал мне и пальцем шевельнуть. Я кое-как ухитрился сесть в постели – и наткнулся носом на чью-то липкую руку! Тут меня оставили последние силы – и я рухнул обратно на подушку, точно пораженный апоплексическим ударом. Зашуршала чья-то одежда: кто-то, по-видимому, направился к выходу и покинул комнату.

Когда все вновь утихомирилось, я не без труда вылез из постели и, едва держась на ногах, зажег газовый светильник; рука у меня прыгала, как у столетнего старца. Пламя чуточку меня приободрило. Я опустился в кресло и тупо воззрился на отпечаток гигантской ноги. Постепенно очертания ступни дрогнули и начали расплываться. Я вскинул глаза на светильник: широкий язык пламени медленно сникал. И в ту же секунду вновь раздался прежний слоновий топот. Чем громче он становился, неуклонно приближаясь ко мне по затхлым коридорам, тем более тусклым и слабым делался огонек. Шаги остановились у самой моей двери: синюшный огонек теперь еле теплился, и комнату заволокло призрачной полутьмой. Дверь была по-прежнему заперта, однако мою щеку обдал легкий ветерок, и я ощутил, как прямо передо мной воздвиглась некая туманная громада. Я не мог оторвать от нее зачарованных глаз. Громаду окутало бледное свечение, и мало-помалу ее смутные очертания начали обретать отчетливую форму: появилась рука, следом за ней ноги, далее туловище – и наконец из скопища пара проступила большущая опечаленная физиономия. Скинув с себя сквозистые покровы, надо мной – во всей своей мускулистой неотразимости – навис обнаженный и величественный Кардиффский Великан!

Мое уныние как рукой сняло: любому ребенку известно, что столь добродушная внешность никак не совместима со злобными умыслами. Я немедля воспрял духом, и в знак согласия со мной газовый светильник вспыхнул ярче прежнего. Ни один изгнанник, истомившийся по обществу, не ликовал так при встрече с компаньоном, как я при появлении этого дружелюбно настроенного великана.

– Так это ты? – вскричал я. – А знаешь, час-другой тому назад я чуть со страху концы не отдал! Душевно рад тебя видеть! Вот жалость, что подходящего сиденья у меня нет… Постой-постой, не садись туда!

Но спохватился я поздно. Не успел я и глазом моргнуть, как посетитель растянулся на полу: мне еще не доводилось видеть, чтобы кресло разлеталось в такие мелкие дребезги.