Мистические культы Средневековья и Ренессанса

Всякие происхождения смутны: это по-особенному верно по отношению к религиозным зарождениям и, в частности, к появлению Богомилов. По мнению господина Маттера, их происхождение неизвестно и предшествует катаризму[998]. Катарская система являлась неким подобием усеченного итога, западным переводом богомильских доктрин, а эти последние были позаимствованы у гностицизма. Следуя Неандеру, Богомилы вышли из Павликиан и не имели абсолютно ничего общего с Гностиками. Наконец, для господина Шмидта, авторитет которого столь велик в этой области, богомильство не что иное, как модификация первоначального катарского дуализма. Аналогии, существующие между данной системой и системой гностиков, случайны и проистекают, как и аналогии манихейства с павликианством, от общности отправной точки[999]. Это мнение нам кажется наиболее близким к истине. Тем не менее, нам представляется бесспорным, что определенные гностические элементы, по большей части чуждые западному катаризму, соединились в богомильском дуализме в восточных странах Европы: сам Шмидт это признает в нескольких частях своего добросовестного произведения[1000]. Но особенно интересно в данном вопросе то, что эти элементы являются вторичными: знаменитая теория эманаций не составляет его части. Следовательно, эта теория предстает фундаментальным началом, как гностицизма, так и манихейства: удалить ее из богомильской системы значит четко отделить последнюю от систем Манеса и гнозиса.

Богомилы, имя которых обозначает друзья Божии, были распространены во Фракии с середины XI-го столетия. Их главу Василия сожгли по указу императора Алексея Комнина. Анна Комнин, дочь этого правителя, нам оставила трактат, где пытается объяснить их происхождение, но умалчивает об их доктринах из уважения, по ее словам, к своему полу. Эти доктрины нам стали известны по разным полемическим трактатам византийского теолога Евфимия Зигабена, из которых главный – Догматическая Паноплия.

Высший Бог, верховный Отец, чистая и полностью духовная сущность, имеет двух сыновей: старшего Сатанаила и второго Иисуса, являющегося равно Словом, Христом и Архангелом Михаилом. Старшему сыну принадлежало управление небесным миром. Он восседал справа от Бога, наделявшего его творческой силой. Опьяненный гордыней, он восстал против своего отца, увлекши за собой нескольких ангелов в своем мятеже, и был изгнан с небес вместе с ними. Тогда при помощи спутников своего заблуждения он создал по образу небесного мира видимую землю, обладающую, как и другой мир, своим солнцем и своими звездами. Из небольшого количества праха, извлеченного из воды, он сделал первого человека; но он никак не мог его оживить. Дух, которым он воодушевил Адама, вышел через ногу последнего и вошел в тело змеи, ставшей тем самым наставником демона[1001]. Бессильный демиург тогда был вынужден прибегнуть к своему отцу. Он умолял его наслать дуновение на несовершенное произведение, обещая ему, что человек, так воодушевленный, стал бы их общим творением. Бог оказался тронутым этой мольбой, ведь, будучи благим и отцом, он сохранял невольную привязанность к сыну. Видно, насколько близко мы находимся здесь со злым Богом Тамплиеров, который хотя и демон, тем не менее, остается другом высшего Бога и «беседует с Ним, когда этого пожелает».

Ева была создана, как это произошло и с Адамом; Сатанаил соблазнил ее и имел от нее дочь Коломену и сына, названного Каином. Что явилось косвенным средством недопущения исполнения своего недавнего обещания и утверждения своего исключительного господства над расой, которая должа была произойти от Каина. Но Адам и Ева породили другого сына, не обладавшего никакой проклятой кровью в своих венах и обязанного быть лучше, нежели его брат: Сатанаил понял, что половина его добычи избежала его. Кажется, что в данный момент вмешался договор между ним и его отцом: мятежный сын, отказавшийся от его божественной славы и лишенный его творческого свойства, получил взамен полное управление над творениями, став обязанным, тем не менее, их никак не принуждать к злу. Но неверный своему обязательству, он стремился обольстить и погубить людей, и Бог был вынужден направлять на помощь души, которые, напоминая о нем, являлись его собственным дыханием. Именно с этой целью он извел из своего сердца своего второго сына, свое Слово, вошедшее в Приснодеву через ухо и ставшее только внешне человеком, оставаясь чуждым, как потребностям, так и страданиям человечества. Оно даже не освободило его от господства зла; ведь хотя в конце своей жизни и снизошло в преисподнюю, чтобы сковать там своего мятежного брата, вырвав из его имени последний слог (el, Бог), оно не смогло все же восхитить у него власть, злое влияние, оказываемое им на людей; и вот почему эти последние должны опасаться раздражать князя зла.