Мистические рассказы

– Не думаю, – он замотал головой. Обычно лгуны, отчаянно утверждая, всячески избегают подобных жестов. – Только лишь если…

– Что?

Я низко наклонилась и заглянула ему прямо в глаза.

В ответ он заглянул в мои. Зрачки были нормального размера, а глазные мышцы лишены свойственного лгунам подрагивания.

– Только лишь если слышала, что я кричал там, в вашем кабинете как ненормальный.

Мы снова засмеялись.

Станислав говорил чистую правду. Даже тогда, когда душевно здоровые люди вокруг меня врут примерно три раза за десять минут по любому поводу, этот человек говорил правду. Чтоб там не случилось между ним и Лукрецией, глаза Станислава действительно видели демона.

– Зачем проверять меня? Не лучше ли проверить саму Лукрецию?

Я сомкнула руки и, прогуливаясь по палате большими шагами, произнесла:

– Вы знаете, что такое какодемономания?

– Мой диагноз?

Только сейчас я отметила его чувство юмора и сдержанную, но притягательную улыбку.

– Нет, – я снова непроизвольно улыбалась. – Но это может быть диагнозом Лукерции. Больные какодемономанией искренне верят, что в них вселился дьявол. Они реагируют на святыни, на предметы христианства, угрожают от имени бесов и самого Люцифера, меняют голоса и мимику. Они бьются в припадках, услышав чтение молитв, имитируют конвульсии и спазмы. Нередко нападают на священнослужителей, наносят себе и другим серьезные увечья.

– Но если Лукреция не будет знать о том, что вода в ее стакане святая, а снизу к стулу привязан серебряный крест?

Я остановилась, запустив тонкие пальцы в копну каштановых волос. Станислав тем вечером не только заставлял меня улыбаться, он заставлял меня думать по-другому, а значит и действовать иначе.

За долгое время практики в психиатрии я видела массу вещей, которые никак не входили в рамки чисто научного объяснения, и каждый раз я их туда насильно впихивала. Так поступают все психиатры, я не была исключением. В нашем нелегком деле не принято оставлять вопросы без ответов. Мы часто заставляем себя поверить, что все необъяснимое не что иное, как неизвестные постсиндромы уже известной нам болезни.

Мы вошли в зал заседания. Просторная и светлая комната была неприветливо затемнена. Одна из прозрачных белых занавесок в углу металась от сильных порывов ветра, знаменующих начало грозы. Круглые люстры на увесистых цепях медленно раскачивались, как только кто-то входил и давал разгуляться сквозняку. Я поздоровалась со следователем, лысоватым грузным мужчиной, и направилась к отдельному от комиссии и пациента столу. Не успев присесть, я впервые после выписки увидела Лукрецию – она спокойно заходила в зал. Ее темные тонкие волосы были аккуратно собраны на затылке, а невыразимо бледное лицо выдавало глубокие переживания.

«Что я делаю? – пронеслось в голове. – Она больной человек…»

По моему указанию завтрак этой девушки с утра был сильно пересолен, а вода нечаянно разлита санитаром. Торопливо зашагав к своему месту, она потянулась дрожащей рукой к прозрачному стакану, полному живительной влаги, но не смогла до него дотронуться. В двух сантиметрах от стекла худая рука, испещренная вздутыми венами, внезапно застыла. Ее брови заметно нахмурились, а из-под них тупой чернотой расползлись чуть заметные тени. Она оперлась двумя руками о стол и исподлобья по кругу осмотрела всех присутствующих. Я нервно заторопилась сесть за стол, изображая занятость.

Лукрецию привели всего на несколько минут. Ей необходимо было ответить на простые вопросы: как она относится ко мне, как к лечащему врачу, испытывает ли гнев и ярость после встреч со мной, и о чем мы разговаривали, когда записи на диктофон не велись. В зал вошла комиссия и опекуны девушки. Все сели. Все, кроме Лукреции.

– Садитесь, – прозвучал стальной голос главврача. Он указал выпрямленной рукой на единственно стоявшую пациентку.

Она уперлась взглядом в стул. Ее рука автоматически поднялась к голове и принялась медленно царапать висок. Жест нервного напряжения, отвлечения внимания, решения первостепенной проблемы. Возможно, именно сейчас она слышит голос. Приказ. Команду.

– Я не могу, – отрезала девушка.

– Почему? – с задержкой оторвав свой взгляд от бумаг, спросил главврач.

– Мое тело невыносимо болит.

– Вас что-то беспокоит? Вы хотите пройти обследование?

Я все еще не поднимала глаз, боясь себя выдать. Всего пятнадцать минут назад я прошла в этот зал и примотала скотчем к обратной стороне ее стула серебряный крест, что был изъят у Станислава, когда тот поступил к нам. Там же я нашла святую воду, которой наполнила ее стакан.