Мистический Петербург

Однако в дальнейшем между учеными начались разногласия, вызванные дешифровкой иероглифов, выбитых на граните. Эрик фон Заузе прочел их как перечисление всех титулов фараона. Иван Армяков настаивал, что в иероглифах заключен иной смысл, на что указывает неоднократно повторяющийся символ Инпу — бога загробного мира, который никоим образом не может иметь отношения к титулам фараона.

Со временем спор двух ученых перерос в откровенную перебранку и завершился потасовкой. Скандал в Академии наук дошел до императора Николая I, который в высочайшем рескрипте не только выразил свое недовольство поведением двух ученых мужей, но и повелел передать изваяния сфинксов архитектору Константину Тону для его проекта по украшению Кадетской (ныне Университетской) набережной Петербурга.

В июльский полдень 1834 года состоялась церемония открытия гранитного спуска к Неве напротив здания Академии художеств. Едва успел попечитель изящных искусств великий князь Константин Павлович произнести приличественную случаю речь, как из толпы выступила некая мрачная личность. Это был ученый Армяков. Подбежав к изваянию одного из сфинксов, установленных на каменных постаментах спуска, он страшным голосом прокричал: «Не допущу!» — и, выхватив из-под сюртука огромную кувалду, с яростью обрушил ее на тысячелетнюю египетскую древность.

Дюжие полицмейстеры тотчас схватили злодея и поволокли в околоток. Некоторое время в Петербурге бурно обсуждалось данное происшествие, но постепенно интерес к Армякову угас, и общество переключилось на обсуждение других городских скандалов.

О дальнейшей судьбе ученого никаких известий не сохранилось. И, вероятнее всего, странный поступок египтолога так до конца и остался бы не проясненным, а памятью о нем служил внушительный скол, оставленный армяковской кувалдой на гранитном челе одного из сфинксов, если бы спустя 150 лет в руки потомкам не попало научное наследие Армякова.

Наследие Армякова

В 1984 году проводился капитальный ремонт комплекса зданий Ленинградского университета. В одном из корпусов, где с начала прошлого века располагались жилые квартиры ученых, выпускник строительного ПТУ рушил кирпичную перегородку. Внезапно лом подозрительно легко вошел в стену и вместе с кирпичами и кусками штукатурки к ногам молодого рабочего упала железная шкатулка. Когда ее вскрыли, то обнаружили пожелтевшие бумаги, датированные XIX веком.

Находку передали в Ленинградское отделение АН СССР, где ее определили в архив. Там бы и пылиться обнаруженным бумагам, не наткнись на них аспирант Семен Цибик, установивший, что в архив попало наследие забытого петербургского египтолога Ивана Армякова. После его изучения аспирант с трепетом понял, что держит в руках совершенно новую методику дешифрования древнеегипетской письменности, которая не только перечеркивает устоявшиеся методы прочтения египетских текстов, но и ставит под сомнение все ранее накопленные знания по истории Древнего Египта!

Аспирант рассказал об открытии своему научному руководителю академику Галангусейнову, личности весьма высокомерной и безапелляционной в суждениях.

— Вы не египтолог, а осел, — строго сказал академик Семену Цибику. — Подумать только, увидеть в бреднях какого-то Армякова новую методику дешифрования! Выходит, что мои монографии «Древнеегипетские граффити» и «Ленинское учение в стране пирамид» — псевдонаучные труды и я не ученый, не лауреат Ленинской премии, а шарлатан?!

Аспирант ушел от руководителя, словно оплеванный, но изучения наследия не прекратил. Напротив, чем глубже он вникал в записи Армякова, тем больше убеждался в гениальности его метода прочтения древней письменности (схему армяковского дешифрования излагать не имеет смысла, поскольку она интересна лишь узкому кругу специалистов). Но особенно Цибик был поражен, когда дошел до записей Армякова, где последний приводил новое толкование надписей на египетских сфинксах, установленных на набережной Невы. Выходило, что иероглифы, выбитые на их гранитных основаниях, не имеют никакого отношения к титулам Аменхотепа, а являются страшным заклинанием фараона-чернокнижника. «Я — тот, кто закроет Свет и откроет путь Тьме», — гласил текст на граните. Далее в строгом соответствии были выстроены тайные символы мрачных божеств Инпу, Сета, Нефтиди и обители мертвых — Абидоса, что в целом составляло сложную магическую формулу заклятия. А завершалось оно так: «С исходом ста тысяч Лун будет нарушен покой владык молчания и разрушены предначертания богов. Откроют глаза и выйдут наружу те, кого видел Я, и придет царство Тьмы. Да будет так! Великий Инпу маат хаперрасенеб ипувера Абидос атум птаххотеп!»

— Поначалу я не придавал большого значения смыслу заклятия, но после знакомства с Самуилом Толбачеком мое отношение к этому изменилось, — позже признался Семен Цибик.