Мистическое христианство

Его группа медленно продвинулась вперед по направлению к небольшому городу, когда навстречу им показалась похоронная процессия. Впереди шли, по галилейскому обычаю, женщины, поющие погребальные песни. В стране было принято, чтоб чужестранцы, встретив похоронную процессию, присоединялись к ней, и многие из группы Иисуса примкнули к шествию и стали петь с остальными.

Но поведение Иисуса возмутило тех, кто строго придерживался соблюдения признанных обычаев. Подойдя к одру, Он преградил ему дорогу и велел спустить гроб. Среди участников процессии поднялся шепот возмущения, и некоторые продвинулись вперед, чтобы сделать выговор надменному чужестранцу, осмеливающемуся оскорблять покойника. Но что-то в выражении лица Иисуса удержало их. Тогда по толпе прошло странное ощущение. Многие из провожающих покойника знали Иисуса, и некоторые, присутствовавшие раньше при творении Им чудес, стали шептать, что сейчас произойдет нечто необычайное; тогда все окружили учителя, стоящего у гроба.

Мертвым был юноша, мать которого стояла рядом с его бледным телом с распростертыми руками, как будто желая защитить его от прикосновения стоящего перед нею чужестранца. Но тот взглянул на нее взором, преисполненным любви, и полным сострадания голосом сказал ей: «Мать, не плачь – перестань горевать». Испуганная, но, поддавшись Его влиянию, она с мольбой взглянула на Него; ее материнская любовь уловила новое выражение Его глаз, и сердце ее сильно забилось в чудесной надежде чего-то, ей неизвестного. Что означали слова Назарянина? Мальчик ее умер, и даже сам Господь никогда не тревожил тело, уже покинутое духом. И все же, что означало это выражение, почему так билось и прыгало ее сердце?

Тогда учитель властным движением удалил толпу от одра, так что у тела остался лишь Он с матерью. И произошло странное, чудесное событие. Устремив взгляд на лицо покойника, учитель стал напрягать всю Свою силу воли; видно было, как Он могучим напряжением старался овладеть высшими силами – ученики, посвященные Им в оккультные тайны, поняли Его намерение и побледнели, так как они знали, что Он не только передавал Свою жизненную силу покойнику, чтобы возобновить в нем прану, но что Он этим производил один из высших и труднейших из всех оккультных подвигов – вызов обратно с астрального плана высших проводников и астрального тела – самую душу юноши – и водворения его снова в смертную оболочку, вновь заполненную Им жизненной энергией и силой. Они знали, что Он могучим усилием воли дал обратный ход процессу смерти. И вполне сознавая истинное значение происходящего перед ними чуда, они дрожали и еле дышали.

В толпе послышались возгласы: «что сказал Он покойнику?» «Встань, юноша! Раскрой глаза! Дыши свободно! Тебе говорю, встань!» – Этот чужестранец решался на вызов самому Богу!

Мертвый раскрыл глаза и осмотрелся в диком изумлении. Грудь его стала тяжело приподниматься, как бы борясь за новую жизнь. Затем руки поднялись, ноги зашевелились – он поднялся и заговорил невнятно, затем он узнал мать и обнял ее, громко зарыдав. Мертвый ожил – тело вернулось к жизни.

И всех объял страх; процессия разбежалась во все стороны, и только рыдающие мать и сын остались на месте, плача от любви и радости и забыв даже об Учителе и Его последователях.

Те отошли и отправились дальше. Но слава о чуде быстро пронеслась из города в город до самой столицы Иерусалима. Люди удивлялись или сомневались, в соответствии с их характером, а временные и духовные правители вновь задумывались о том, не опасен ли этот человек, не угрожает ли он установленным обычаям и порядку.

При Своем странствовании Иисус однажды был приглашен в дом одного почетного горожанина того города, где Он проповедовал. Этот человек принадлежал к числу фарисеев, отличавшихся чрезвычайной набожностью, соблюдением всех церемоний и обрядов и настоянием на точном исполнении буквы закона. Фарисеи являлись сверхправоверным центром правоверного народа. Они были «необычайно хорошими» членами церкви и общества. До сих пор их название является синонимом «набожного притворства».

Непонятно, почему именно фарисей пригласил к себе Учителя. Возможно, что это было сделано из любопытства и желания поймать гостя на каких-нибудь объяснениях и признаниях, которые впоследствии могли бы быть использованы против Него. Во всяком случае, приглашение состоялось и было принято.

Учитель заметил, что некоторые мелкие почести, обычно оказываемые иудеями гостям равного с ними сословия, были упущены хозяином. Ему не помазали волосы драгоценным маслом, как полагалось в таких домах в знак уважения к гостю. Было ясно, что на Него смотрели скорее как на «диковину» или «увеселение», а не как на друга. Но Он промолчал, не обращая внимания на это пренебрежение. И сначала обед проходил гладко.