Не стоит доводить до крайности, вас ведь могут без всякого повода арестовать прямо на улице. Кстати, вы пока так и не сообщили свой новый адрес в швейцарское консульство, исправьте это упущение. А лицензия на сценические выступления у вас есть?
Какая еще лицензия?
На профессиональные публичные выступления. Распоряжение от двенадцатого ноября прошлого года.
Я не знала.
Поторопитесь привести ваши документы в порядок, синьора, и будьте осторожны. Приходите сегодня в девятнадцать часов в «Селект». Я могу вам помочь.
Я все еще не знаю, кто вы такой.
Вам лучше не знать моего имени.
Я с незнакомцами не встречаюсь.
Синьора…
Это мое последнее слово.
Меня зовут Симон Котони, я комиссар Surveillance du Territoire[50]
в Ницце. Не говорите никому о моем визите и не упоминайте нигде мое имя. Сколько я должен вам за шляпу?Четырнадцать франков пятьдесят сантимов, месье.
Коротышка положил на прилавок пятнадцать франков.
Сегодня вечером в девятнадцать часов. Не опаздывайте.
Когда Лаура придвинула ему чек и сдачу, он положил на прилавок пачку купюр.
Это вам, на неотложные расходы. Берите. Ну, скорее. Пора опять платить за квартиру на улице Тапис-Вер. Пошлите немного в Швейцарию, если хотите. И ни слова о моем визите. Никому. Вы меня поняли?
Когда невысокий господин ушел, Лаура д’Ориано пересчитала деньги. Триста франков. На неделю хватит.
Потом настал год, когда на одном из конгрессов в бостонском Массачусетском технологическом институте Феликс Блох познакомился с молодым физиком Лорой Миш, которая защитилась в Гёттингене по рентгеновским лучам и в 1938-м эмигрировала в Америку. Четырнадцатого марта 1940 года они поженились. На первых порах жили в кампусе, в холостяцком бунгало Феликса, затем переехали в симпатичный домик на Эмерсон-роуд в Пало-Альто. Там 16 января следующего года родились близнецы Джордж и Дэниел. Для молодой матери первый год с двумя младенцами был весьма напряженным, вскоре ей срочно потребовался отдых. И Феликс Блох готовился провести лето 1942 года с семьей на пляже Ла-Карпинтерия к югу от Санта-Барбары.
Но тут ему позвонил Роберт Оппенгеймер и попросил принять участие в его летнем семинаре в Беркли.
На сей раз нет, сказал Блох.
Это важно, сказал Оппенгеймер.
Сожалею, сказал Блох. Мы уже упаковали плавки и пеленки. И внесли плату за пляжный домик.
Распакуйте вещи, сказал Оппенгеймер, и не беспокойтесь о задатке. Привет от меня Лоре. Скажите ей, что я все возмещу.
Но я не могу. Зима у нас выдалась тяжелая.
Сожалею. Дело идет о нейтронах. Блох, вы нужны мне на семинаре. Участие обязательно. Больше я по телефону ничего сказать не могу.
Как это понимать? – спросил Блох.
Послушайте. Семинар так и так состоится, хотим мы с вами или нет. Если не мы, это сделают они. Мы или они, Блох, вы меня понимаете? Вероятно, они уже этим занимаются. Нам нельзя терять время.
Понимаю.
Ваше участие – личное пожелание президента Рузвельта. Начинаем в первых числах июля. Будут еще несколько старых друзей по копенгагенским временам.
Кто?
Ханс Бете и Эдвард Теллер. Ван Флек[51]
. Мой ассистент Роберт Сербер[52]. И несколько моих докторантов. Теллер ведь защищался у вас в Лейпциге?У Гейзенберга. По ионизированным молекулам водорода. У меня он только заваривал чай. В подвале с пинг-понгом.
Вот так и получилось, что лето 1942 года Феликс Блох провел не на пляже Санта-Барбары, а на верхнем этаже Ле-Конт-Холла в Беркли. Перед семинаром стояла задача в свободной общей дискуссии чисто гипотетически обосновать, возможно ли в принципе создать оружие огромной разрушительной силы, высвободив внутриатомную энергию связи.
Участвовало в семинаре девять человек. Из числа ведущих умов в этой области. Встречи были засекречены. И происходили на верхнем этаже в помещении, ключи от которого имел один только Оппенгеймер. Две стеклянные двери вели на балкон, по соображениям безопасности забранный стальной сеткой.
Для создания соответствующей атмосферы Роберт Оппенгеймер утром первого дня сделал сообщение о доселе величайшем вызванном людьми взрыве, случившемся 6 декабря 1917 года в порту Галифакса. После детонации пяти тысяч тонн тринитротолуола на французском артиллерийском транспорте образовался исполинский огненный шар, на территории двух с половиной квадратных миль ударная волна сровняла город с землей и убила две тысячи человек. Когда же над Галифаксом вновь воцарилась тишина, к небу поднялось грибовидное облако дыма.
Разрушительная сила этого взрыва была огромна. Но урановая бомба – к такому мнению участники семинара единодушно пришли в первый же день – произведет по меньшей мере десятикратное воздействие. Дымовой гриб поднимется в десять раз выше, огненный шар будет в десять раз больше, а взрывная волна – в десять раз мощнее, она одним ударом сотрет с лица земли не только небольшой город вроде Галифакса, но и большой вроде Берлина или Гамбурга. Или Рима. И убьет не две тысячи человек, а двадцать тысяч. Или двести тысяч.