Мистика древних курганов

Известно, что в начале III века до нашей эры сарматские племена, перейдя Дон, совершили свой первый и, по-видимому, крайне опустошительный набег в Северное Причерноморье. Именно в это время под ударами восточных номадов в пожарах и разрушениях гибнут едва ли не все незащищенные сельские поселения греков и местных жителей. Оседлая жизнь стала возможной лишь в пределах территории сильно укрепленных греческих городов-колоний. Историк Диодор Сицилийский следующим образом писал об этом: «…Они (сарматы), сделавшись сильнее, опустошили значительную часть Скифии, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню». Если нарисованная им картина опустошения относится ко второй четверти III века до нашей эры, то налицо ее полное археологическое подтверждение. Остатки разбитых скифов откатились в Нижнее Поднепровье и Крым, часть беглецов переправилась за Дунай. Одновременно кризисные явления произошли и в экономике Нижнего Поднестровья, где прекратилось массовое поступление импортных товаров на сельские поселения. С этого времени местные жители пребывали в преддверии надвигающейся катастрофы. И она грянула!

Около 250 года до нашей эры произошло нашествие неизвестного доселе народа, прекратившее жизнь в небольшой греческой колонии Никоний, расположенной на левом берегу Днестровского лимана. Из письменных источников известно, что его жители были срочно эвакуированы тиритами — греками, живущими в устье Тираса (Днестра), — на правый, пока безопасный берег лимана. Одновременно наблюдаются упадок и другой колонии — Тиры, разорение ее предместий и, как результат, разрушение торговых связей и общая нестабильность политической обстановки. И именно в это время появляются первые катакомбы вблизи современного села Глиное! Согласно обнаруженным амфорным клеймам греческих городов Синопы и Родоса, датировка исследованных курганов находится в пределах как минимум с 250 по 189 год, то есть второй половины III начала II века до нашей эры. И это хронологически безупречное совпадение вряд ли случайно.

Многолетние раскопки позволили установить, что Тираспольская группа локализуется исключительно на левобережье Днестра. Для второй половины III века до нашей эры она является единственным крупным кочевым объединением, обитающим в местных степях. Тот факт, что на противоположном берегу до сих пор неизвестны курганы этого времени, может лишь отражать значение Днестра как природного рубежа между различными этносами.

Этот вывод подтверждается и важным для нас сообщением малоизвестного римского писателя Помпония Мелы, жившего в I веке нашей эры, о том, что Тирас служит границей между асиаками и истрианами. Считается, что эти сведения он почерпнул у анонимного эллинистического автора, тяготевшего к Геродотовой традиции. В трудах других античных ученых упомянуты также «гавани асиаков и истриан». Что же за народы скрываются за этими названиями? Дело в том, что при описании народов Северо-Западного Причерноморья у Помпония Мелы дано размещение племен, многие из которых были неизвестны Геродоту. Особую значимость в работе имеет пассаж, в котором автор называет реку Асиак (современная река Тилигул. — Примем, авт.), помещая между ним и Тирасом племя асиаков. По его словам, последних «отделяет от истрийцев река Тира». Этнографическая характеристика асиаков в науке отсутствует, и вряд ли они были известны Геродоту и его современникам. Скорее всего, эти племена появились на берегах Днестра в значительно более позднее время.

В свою очередь, истриане, известные своей борьбой против скифского царя Атея, соотносятся в научном мире с фракийскими гетскими племенами, проживавшими в низовьях Дуная. Ряд поражений скифов мог стать причиной того, что истриане в III веке до нашей эры распространили свое влияние до Днестра, где обнаружены их памятники этого времени. Таким образом, локализация истриан во второй половине III века до нашей эры на правом берегу Тираса подтверждается археологическими данными.

Косвенным аргументом в пользу пограничного положения Днестра в это время может служить керамика из погребений могильника. Здесь отмечено большое количество парадных и ритуальных фракийских форм (40 % всех лепных сосудов), резко контрастирующее с отсутствием фракийской погребальной традиции — кремации. Крупные лепные миски и разнообразные вазы-фруктовницы характерны для обширной территории к западу от Днестра и являются индикатором, отражающим фракийский компонент в населении данного памятника. Очевидно, что в кризисное время гетская посуда местного производства оказалась вполне конкурентоспособной с дорогой и труднодоступной античной продукцией.