Мистика и реальность.

     На работе ей теперь не завидовали «по-хорошему», а жалели. Но в этой жалости было что-то гадливое, неуловимая примесь удовлетворения. Начальство разрешило ей оставаться на ночь в одной из подсобок, с условием, что Поля будет принимать раннюю доставку продуктов…

     Полина лежала, отвернувшись лицом к стене, и делала вид, что спит. Уже два дня она принимала «таблетки радости», как здесь называли набор антидепрессантов и нейролептиков. Их глотали все, подписав предварительно письменное согласие с лечением этими препаратами. Она не чувствовала долгожданной эйфории, только отупение и сонливость, да к тому же появилась резко накатывавшая, горечью обжигавшая пищевод тошнота.

     Полина читала, что ранее здесь действительно стояла церковь, а из неё был ход в подземный склеп рода Бахрушевых. Но после революции церковь разрушили, а вход в склеп, где находилось семь гробов, замуровали. Так по сей день и оставался он не вскрытым. Но вступать в разговор и рассказывать им об этом, совсем не хотелось. Она ограничила общение краткими отрывистыми ответами. Или просто молчала и притворялась, что не слышала вопроса, обращённого к ней.

     Взять хоть Лику, высокую дебелую блондинку. Она попала в клинику после автокатастрофы, которую сама спровоцировала. По её вине погибло трое, среди них грудной ребёнок, но Лика зациклилась совсем не на этом. У неё появилась фобия руля, а вовсе не раскаянье, что гоняя с бешеной скоростью на крутой, купленной очередным папиком тачке, отправила на тот свет три человеческие жизни.

      У второй, Аллуси – так она всем представлялась, была не жизнь, а настоящий мексиканский сериал с бесконечными разборками с мужем и ухажёрами, появлявшимися в её любвеобильной постели, как грибочки в лесу после дождя. К тому же, она обожала детей и с удовольствием родила одного за другим пятерых от всех, кроме собственного мужа. Кто или что подвигло одураченного супруга озаботиться вопросом установления отцовства, Аллусе было неведомо. Скандал разгорелся страшный, с кровопролитием коварной изменщицы и переливавшимися всем радужным спектром синяками на Аллусином лице в течение трёх недель. Зато теперь рогоносец со всем выводком через день навещал благоверную. Они гуляли по парку и трогательно держались за руки, а малышня с писком носилась вокруг них, нарезая круги.

…Полина каждую свободную минуту стремилась в храм. Она помогала женщинам – служкам: очищала подсвечники от воска, протирала полы, за день затоптанные прихожанами. Поля пользовалась любой возможностью послушать  отца Павла. Тот всегда с большим участием выслушивал её исповеди, завораживавшим голосом читал молитвы и цитировал отрывки из Библии. Его глаза при этом не отрывались от лица Полины и пристально, с ласковым прищуром следили за мельчайшими эмоциями, возникавшими на нём.

     В тот день Степанида подошла к ней, недобро зыркнула глазами и сказала, что батюшка велел Полине ризницу прибрать. Поля обрадовано подхватила ведро с водой и тряпку и поспешила туда, в надежде поговорить с отцом Павлом, чтобы хоть ненадолго облегчить сжимавшую сердце боль, если у того найдётся свободная минутка. Но батюшки в комнате не оказалось. Полина принялась за уборку, как обычно полностью погрузившись в мысли о покойной дочери. Поэтому она и не слышала, когда тихо вошёл отец Павел.

     А потом... Полина старалась забыть, как сильные руки схватили её, нагнувшуюся и вытиравшую пол, ещё сильнее переломив в поясе. Как одной рукой насильник зажимал ей рот, а второй задирал подол длинной юбки и рвал, стягивал вниз колготы и трусики. Как с утробным рыком терзал её лоно и через несколько минут, показавшихся Поле вечностью, отпустил её, растоптанную и униженную, не успевшую до конца обрести и уже потерявшую веру. Полина так и стояла, пока он, не произнеся ни слова, не вышел из ризницы. И только услышав, как с другой стороны повернулся в замке ключ, запирая её, кулём повалилась на пол и завыла. Сколько она так пролежала, Поля не знала. Потом долго стучала в закрытую дверь и просила, чтобы кто-нибудь выпустил её. Но в ответ услышала свирепый шёпот Степаниды: «Батюшка велел не выпускать, пока не вернётся. Не в себе ты! Бесы одолевают».

     В ризнице не было окон, а свет Полина погасила. В темноте ей стало легче, казалось, ничего вокруг нет, и её самой тоже больше нет. Дверь распахнулась неожиданно. Отец Павел, как ни в чем, ни бывало, пророкотал ласково: «Что же Вы, голубушка, без света-то? Негоже. Идёмте, Поленька, я отвезу Вас домой». Полина пошла за ним, едва передвигая ногами, позволила усадить себя в машину и довезти до работы, которая была её временным домом.

     Через несколько дней в кармане плаща, которой был на ней одет в тот день, она обнаружила маленькую бархатную коробочку с золотыми серьгами, усыпанными бриллиантовой крошкой. В церковь Поля больше не ходила. Зато пришла в неврологическое отделение клиники, после того, как её измучила бессонница… 

     Тошнота стала постоянной Полиной гостьей. Лечащий врач, воспользовавшись тем, что больница многофункциональна, отправила её на осмотр ко всем имевшимся в ней специалистам.