Мистики и маги Тибета

— Должно быть, странствующий «налджорпа»[2], — ответил Давасандюп, но, видя, что его ответ меня не удовлетворяет, мой любезный толмач отправился поговорить с бродягой. Когда Давасандюп вернулся, он был очень серьезен: «Это лама из Бутана», — сказал он, перипатетический[3] отшельник. Он живет то в пещерах, то в заброшенных домах, то в лесу. Теперь он остановился здесь на несколько дней в небольшом монастыре по соседству.

Об этом бродяге я думала и после отъезда князя и его свиты. У меня было еще время. Почему бы мне не пойти в «гомпа» (монастырь), где он остановился? Может быть, я его встречу там. Почему у него был такой вид, будто он издевался над Великим ламой и его прихожанами? Интересно было бы это узнать.

Я сообщила о своем желании Давасандюпу, и он вызвался сопровождать меня. Мы отправились верхом, и очень скоро доехали до монастыря, оказавшегося просто большим деревенским домом. В Лха-канге (помещение, где хранят изваяния богов) налджорпа восседал на подушке перед низеньким столиком и заканчивал трапезу. Служка принес для нас подушки и предложил нам чаю.

Теперь нужно было завязать беседу со странствующим отшельником, не подававшим для этого ни малейшего повода: в ответ на наши учтивые приветствия он только проурчал набитым рисом ртом. Я размышляла, с чего бы начать, когда удивительный человек вдруг захохотал и произнес несколько слов.

Давасандюп сконфузился.

— Что он говорит?

— Простите, — ответил толмач, — речь налджорпа иногда бывает неучтивой… Я не уверен, следует ли мне переводить…

— Прошу вас. Я наблюдаю все и особенно то, что кажется необычным.

— Тогда извините, — и Давасандюп перевел: «Чего нужно здесь этой идиотке?»

Невежливая форма вопроса не очень меня удивила. Некоторые санниазны (аскеты) в Индии намеренно оскорбляют заговаривающих с ними любопытных.

— Отвечайте ему, — сказала я Давасандюпу, — мы пришли спросить, почему он насмехается над паломниками, подходившими под благословение Далай-ламы.

— Преисполненные сознания собственной значительности и значительности своих дел, — процедил налджорпа сквозь зубы, — насекомые, копошащиеся в дерьме.

Интервью становилось забавным.

— А вы сами не погрязли в нечистотах?

Он громко захохотал.

— Тот, кто старается их обойти, увязнет еще глубже. Я валяюсь в грязи, как свинья, превращая ее в золотой песок, в прозрачный ручеек. Делать звезды из кала пса — вот настоящее созидание!

Мой собеседник положительно имел склонность к сравнениям из скатологии.[4] Он, по-видимому, предполагал, что таким языком и должен разговаривать сверхчеловек.

— В конце концов, — сказала я, — разве набожные миряне не поступают разумно, пользуясь пребыванием здесь Далай-ламы, чтобы испросить его благословения? Они простые добрые люди, их ум не может возвыситься до понимания высоких истин…

Налджорпа прервал меня:

— Для того чтобы благословение было действенным, — сказал он, — дающий его должен обладать силой для передачи ее. Эту силу можно использовать разными способами. Если Далай-лама владеет ею, то почему он нуждается в солдатах для победы над китайцами или другими врагами? Разве он не может сам изгнать из Тибета всех неугодных ему или окружить страну невидимой непреодолимой преградой?

«Гуру, рожденный в цветке лотоса» (Падмасамбхава) имел эту силу, и благословение его всегда нисходит на молящегося ему, хотя он живет теперь в далекой стране Ракшасов. Сам я только смиренный его последователь, но все же…

Смиренный последователь производил впечатление помешанного и, прежде всего, не казался страдающим чрезмерным смирением. Его многозначительное «но все же…» сопровождалось взглядом, очень красноречиво заканчивающим оборванную фразу. Моему переводчику было, по-видимому, не по себе. Он благоговел перед Далай-ламой и не любил, когда о нем отзывались неуважительно. С другой стороны, человек, умеющий «мастерить звезды из собачьего кала», внушал ему суеверный ужас. Мы собирались уже удалиться, но, узнав от служки храма, что на следующий день налджорпа покидает монастырь и снова отправляется странствовать, я вручила Давасандюпу для ламы несколько рупий на покупку дорожных припасов. Ламе подарок не понравился. Он отказался, говоря, что у него провизии больше, чем он в состоянии нести.

Давасандюп счел должным настоять и направился к столу с намерением положить деньги на стол возле ламы. Но не тут то было: не успел он сделать и трех шагов, как зашатался, отлетел назад, будто от сильного толчка, и ударился спиной о стену. При этом он вскрикнул и ухватился рукой за живот под ложечкой.

Налджорпа поднялся и вышел из комнаты, посмеиваясь.

— Меня отбросил назад чудовищный удар кулаком в живот, — сказал мне Давасандюп. — Лама разгневан, как его теперь умилостивить?

— Уйдем отсюда, — сказала я. — Лама тут ни причем, ваше недомогание может быть вызвано нарушением сердечной деятельности. Вам нужно будет посоветоваться с врачом.

Бледный и удрученный толмач ничего не ответил, и, как я ни старалась его развлечь на обратном пути, мне так и не удалось рассеять его страхи.

На следующий день Давасандюп и я отправились в Гангток.