Мистицизм

До сих пор мы рассматривали глухую ночь души, так сказать, с академической точки зрения, пытаясь описать и проанализировать ее на материале литературных источников, а не самой жизни. Однако такой подход имеет свои очевидные недостатки, когда речь идет о естественном процессе, когда же он применяется к духовной жизни конкретного человека, эти недостатки становятся еще более заметными. Это тем более поучительно, что избранная нами в качестве "примера из жизни" г-жа Гийон не может быть причислена к безупречным свидетелям, какими бы многообещающими для исследователя мистических состояний ни казались ее самонаблюдения. Ее болезненная сентиментальность и нелепое "духовное высокомерие", т. е. попросту гордыня, не могут быть сброшены со счетов и должны постоянно учитываться при оценке подлинности ее психологических описаний. Если же мы хотим получить более полное представление о глухой ночи как этапе развития живой души, мы должны рассмотреть этот этап не абстрактно, а в его контексте, а именно изучить все реакции души на ее обычное окружение тогда, когда она проходит через глухую ночь, а не только уяснить ее отношение к осознанию Божества.

Посему в завершение этой главы мы рассмотрим "состояние страдания" в том виде, в каком оно проявилось в жизни мистика, чья пылкая, впечатлительная и поэтическая натура откликалась на все аспекты созерцательного опыта, на каждое настроение и каждую эмоцию, каждую перемену в его душе. Этот конкретный пример — жизнь Сузо — выбран мною прежде всего потому, что духовная биография этого человека изобилует многими интересными и необычными случаями и показывает нам глухую ночь не просто как последовательность особых настроений и событий, но и как фазу роста, во многом обусловленную характером индивида. Вторая причина такого выбора, т. е. жизненный опыт Сузо как иллюстрация вышеочерченных принципов, состоит в том, что сведения о нем можно получить из первых рук, поскольку они содержатся в его чрезвычайно интересной автобиографии, текст которой почти свободен от искажений, из ложного благочестия обычно вносимых составителями жизнеописаний.

Начиная с 22-й главы, «Жизнь» Сузо раскрывается читателю как один из ценнейших документов, которым только можно располагать для изучения Мистического Пути. В нем запечатлено — возможно, даже выразительней и глубже, чем того желал сам автор, — преображение сознания и реакции его натуры на те бесконечные испытания, через которые проходила его душа. В этом отношении опыт Сузо гораздо ценнее свидетельств св. Терезы и г-жи Гийон. На страницах, оставленных Сузо, можно шаг за шагом проследить мужественную борьбу и великие дерзания духа, благодаря которым сами описания этих очистительных испытаний столь содержательны и намного более привлекательны для читателя, нежели, например, смущающие своей непосредственностью признания св. Терезы о "темных экстазах" ее ненасытных желаний, или выморочные, на грани ханжества откровения г-жи Гийон относительно пользы отречения и "святой пассивности".

Глава, открывающая описание исполненной лишений "второй мистической жизни" Сузо, называется "О том, как Слуга был приведен в Школу Подлинного Отречения". Характерно, что это переживание описано им в виде последовательности драматических видений, которые носили «динамический» характер, столь характерный для кризиса, связанного с переходом на новый уровень мистического сознания. Сам переход последовал за длительным периодом чередующихся проблесков озарения и попыток посвятить свою жизнь очищению, — периодом, который длился у него, по его собственным словам, от восемнадцати- до сорокалетнего возраста и составлял его первый этап мистической жизни. К концу этого времени Бог показал ему, что "посланные Слуге испытания и наказания — только начало и что они лишь помогли ему обуздать в себе строптивого чувственного человека. После этого для дальнейшего следования по Пути он должен был найти новую точку приложения своих усилий".[873] На примере двух подобных видений — этих ярких духовных переживаний — мы видим, что мистическое сознание Сузо опережало в своем развитии его характер и предвосхищало будущие духовные запросы. И видения каждый раз имели целью донести до его непокорного поверхностного сознания некоторые сведения об этом. Растущее мистическое сознание всегда указывало Сузо те ограничения, которых сам он ранее не замечал. Этому мистическому зрению была открыта страна души в ее подлинном виде — путь, который следовало одолеть для обретения подлинной свободы, а также разница между качеством этой свободы и достигнутым Сузо уровнем совершенства. Первым из этих видений было видение Высшей Школы, вторым — то, в котором он был призван облачиться в рыцарские доспехи.