Мистицизм и его природа

Прежде всего, как мы видели, мистик спешит порвать все связи с внешним миром. Он отрекается не от "зла" в мире, а от мира как зла. По его понятию, материя – синоним нечистоты; тело – синоним темницы, в которую заключён дух. Однако на этой ступени мистик не окончательно ещё порывает связь с миром. Связь сохраняется в виде нравственной деятельности в мире. Мистик не отрицает значения добродетелей, и на этой ступени мистицизм включает в себя этический момент. Но, как мы видели, мистики ценят добродетель не саму по себе, не как самодовлеющее благо, а как средство подготовки к следующей ступени – созерцанию. Добродетель в жизни мистика играет служебную роль и этический момент занимает подчинённое место. Добродетель необходима как прекрасное противоядие против страстей, волнующих человека и препятствующих ему спокойно сосредоточить мысль на одном объекте, чтобы предаться созерцательной деятельности. Её назначение – содействовать достижению бесстрастия как необходимого условия спокойного созерцания. Раз добродетель выполнила своё назначение, она является излишней. Мало того, при дальнейшем развитии мистической жизни она может быть даже вредной. Она опасна уже потому, что всякая добродетель (по крайней мере, активная) есть дело и в этом смысле карма: она привязывает нас к миру, заставляет обращаться к материальным средствам, вращаться в условиях этого материально-чувственного бытия. Сама мысль о добродетели может развлекать ум, лишать его самособранности и низводить с цитадели созерцания долу. Не напрасно, как мы видели, подвижники, приступая к созерцанию, заботятся о том, чтобы их мысль была чиста, т. е. свободна от всего инородного, даже от помыслов о добродетелях. Наконец, задача мистика – вступить в непосредственное общение с Божеством; с этой точки зрения всякое посредство, хотя бы в виде морали, является как бы некоей препоной, отделяющей мистика от Божества, которое он склонен представлять, как мы видели, в виде бескачественного единства. И это тем более, что его основным этическим воззрением служит убеждение в естественной чистоте человеческой природы, которая поэтому требует не совершенствования, а только высвобождения от облегающих её покровов этого материально-чувственного существования. Вот почему уже на этой ступени мистик активным добродетелям предпочитает пассивные. Похвально деятельное служение ближнему, но ещё выше воздержание, нестяжательность, целомудрие, послушание, ещё выше – кротость, терпение и смирение. Вот почему уже теперь он нравственной деятельности предпочитает нравственное настроение, добрым делам – чистоту помыслов и сердца, u – . По мере того, как мистик совершенствуется в своей жизни, повышается его требование к тому что является в его глазах злом, и понятие зла приобретает всё более отрицательный характер. Приступая к созерцанию, он стремится сосредоточить своё внимание на одной идее или одном объекте. Всё, что препятствует этой цели, является в глазах его синонимом зла. На этой ступени "злом" почитаются уже "множественность" мыслей, "разнообразие" содержания сознания. Чтобы освободиться от этого зла, мистик вступает в борьбу уже с помыслами, и не только худыми (худые он в значительной степени преодолел на предшествующей ступени, в борьбе со страстями, питающимися этими помыслами), но и с добрыми. Он не успокаивается в этой борьбе, пока не достигнет состояния "безвидности" и "безобразности" духа, полной простоты его [16]. Наконец, на высшей ступени экстаза он стремится отрешиться и от сознания своего "я" и обнаруживает тенденцию даже индивидуальность рассматривать, как sui generis зло. Таким образом, мистическое понятие зла чрезвычайно растяжимо. Оно обнимает собою и мир как материальное бытие, и этическую деятельность как карму, и мышление как выражение дискурсивной деятельности рассудка, и, наконец, индивидуальность человека как проявление обособленного и ограниченного существования человеческого духа.

Что же общего между этими явлениями, что заставляет мистика зачислять их в одну категорию мистического "зла"? Общее то, что все эти явления принадлежат к одному и тому же виду бытия, именно бытия феноменального, не имеющего самобытного и самодовлеющего существования.