Митральезы Белого генерала. Часть вторая

— Тебе бы книжки писать, — не выдержал высокого стиля кондуктор.

— А что, может, и напишу!

Федор некоторое время прислушивался к их беседе, но затем тряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и продолжил свою работу:

…Дмитрий Николаевич велел тебе кланяться и просил сильно на меня не гневаться, потому как ему одному тут совсем бы худо пришлось. Вдвоем-то оно куда как способнее. А ты коли будешь у госпожи Берг по какому делу или просто в гостях, так поклонись ей и Степаниде с Семеном от нас обоих. Да скажи, что тут совсем не опасно, и сражениев никаких покуда нет. Правда, Графа, то есть Дмитрия Николаевича, еще одним крестом наградили. Он даже смеялся, дескать, скоро на спину вешать придется. За сим прощаюсь, потому как надо собираться, а оказия письмо отправить когда еще будет. Верный тебе запасной ефрейтор и егориевский кавалер Федор Шматов.

Хорошенько поразмыслив над словами Будищева, Майер все же решил, что просто отправиться спать накануне похода не годится и надо пойти к маркитанту, с тем, чтобы немного развеяться напоследок, да попрощаться на всякий случай с приятелями, остающимися в Бами. Как водится, «немного» не получилось, и он подобно многим другим офицерам как следует надрался. Отчего к себе в палатку вернулся хоть и на своих двоих, но при дружеской поддержке лейтенанта Шемана. Доставив подчиненного до места, командир батареи передал его молодое и совсем еще недавно полное сил тело вестовому, после чего счел свой долг старшего товарища исполненным.

— Абабков, а где Будищев? — покачнувшись, спросил он у матроса.

— Должно в батарее, вашбродь, — отозвался тот, накрывая своего барчука буркой.

— Прелестно! — кивнул головой моряк и на минуту задумался, что делать дальше. Возвращаться к маркитанту или идти спать?

После недолгого размышления чувство долга перевесило, и лейтенант решительным шагом направился в сторону лавки Ашота.

Николай Абабков – старослужащий матрос одного из Балтийских экипажей, назначенный Майеру вестовым, или говоря по-сухопутному – денщиком, относился к своему подопечному почти с отеческой заботой. Коли случалось молодому человеку выпить лишнего или проиграться в карты – наутро непременно следовало кроткое внушение. Трудно сказать, удавалось ли ему пристыдить гардемарина, но тот всякий смущался и обещал больше так не делать. Впрочем, матрос сам был не без греха и тоже любил заложить за воротник. Тогда их роли менялись, и уже Майер пытался выговаривать матросу. Абабков же в ответ, к вящему удовольствию свидетелей, так же припоминал офицеру былое, после чего они обыкновенно мирились и вестовой получал денежку на опохмел.

Однако следующее утро обошлось без упреков и внушений, потому что все денщики оказались крепко заняты. Надо было уложить офицерские вещи, навьючить их на верблюдов и все это как можно быстрее, чтобы не опоздать к выступлению. Где уж тут готовить их благородиям завтрак?! Хотя некоторым не до еды.

— Абабков, дай закурить, — почти простонал Майер, с тоской наблюдавший за тем как тот собирается.

— Все кончились, вашродь, — хладнокровно отвечал матрос, не выпуская изо рта дымящейся папиросы, которая, еще не далее как вчера, принадлежала его начальнику.

— Как это? — всполошился гардемарин.

— Да вот так! Я давеча говорил вам, что надобно прикупить…

— Но я получал припасы!

— А табак вам что? — удивился подобной непонятливости матрос, после чего вытащил из-за уха заначку и протянул её барину.

Получив папироску Маер с удовольствием затянулся, и, подобно мифическому дракону, выпустил через ноздри целое облако дыма. За этим занятием его и застал Будищев, принесший с собой стакан обжигающе горячего чая.

— На, попей, — хмыкнул он, поставив обрезанную бутыль рядом с приятелем. — С утра, самое то!

— Спасибо, не хочу, — помотал головой молодой человек.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами Дмитрий, после чего доверительно наклонился к товарищу и назидательным тоном произнес: — Только помни, избычный опохмел может привести к запою, а недостаточный к смерти!

— Да ну тебя! — отмахнулся гардемарин, собираясь вставать.

— Ты далеко? — поинтересовался с усмешкой кондуктор. — Смотри, Шеман уже бегает по батарее и рыкает аки лютая тигра!

— К маркитанту. Представь себе, совсем забыл про папиросы.

— Тогда поторопись.