Митральезы Белого генерала. Часть вторая

Будищев вошел в лагерь последним, насвистывая какой-то легкомысленный мотив. Лицо его было необычайно чумазо от порохового дыма и пыли, но вместе с тем совершенно спокойно или даже можно сказать безмятежно. Рукав чекменя порван пулями, но сам он, судя по всему, невредим.

— О, Сашка! — ухмыльнулся он, сверкнув белоснежными на фоне испачканной физиономии зубами. — Небось, соскучился?

— Есть немного. Все ли целы?

— Наши все. Только Нечипоренко пуля на излете за щеку зацепила. Вон, идет, репу морщит.

— Я смотрю, ты ему совсем не сочувствуешь?

— С хрена ли? Нечего было такую ряху наедать!

— Пить хочешь?

— И есть тоже. А еще хорошо бы баньку, да чтобы молодуха с веником попарила! Впрочем, можно обойтись и без веника…

— Эко ты хватил, брат.

— Ну, или хотя бы умыться.

— Вот это можно устроить, — улыбнулся гардемарин и кликнул вестового.

— Абабков! Приготовь воды для господина кондуктора.

— У их свой слуга имеется, — проворчал вполголоса матрос, но спорить не стал и скоро скинувший с себя верхнюю часть одежды Будищев, фыркая от удовольствия, умывался нагревшейся под горячим туркменским солнцем водой.

— А как тебе показалось в бою, Федя? — спросил у скромно сидящего в сторонке Шматова Майер.

— Как вам сказать, вашбродие, — пожал плечами бывший ефрейтор. — Стреляють, убивають… такого я ишо в Болгарии досыть насмотрелся.

— Но все же там были турки, а тут – туркмены.

— Башибузуки, они и есть башибузуки. Никакой разницы.

Тем временем, суета вызванная возвращением отряда понемногу спала. Было очевидно, что раздосадованные большими потерями текинцы не оставят русских в покое и ночью непременно случится нападение, а потому уставшие за день люди, по-быстрому утолив голод и жажду пытались хоть немного отдохнуть. Не были исключением и моряки, устроившиеся прямо у своих митральез. Впрочем, так повезло далеко не всем.

— Будищев! — поднял придремавшего кондуктора голос Шемана. — Возьмите троих матросов по вашему выбору и заступайте в секрет.

— Слушаю, ваше благородие, — отвечал тот, с трудом удержавшись от зевка.

— Займете место перед позициями. Правее от вас встанут казаки, а слева самурцы. В случае нападения подожжете костры. До них ровно пятьсот саженей и они послужат нам ориентиром.

— Понятно.

— Очень надеюсь, — с непередаваемой интонацией отозвался лейтенант, но Дмитрий, знавший про секреты и засады больше чем моряк мог себе представить, не стал разводить дискуссии, а просто повернулся к подчиненным и коротко спросил:

— Кто со мной?

— Я, — тут же подскочил вроде бы спавший без задних ног Шматов.

— Ты – не матрос!

— Все одно пойду! — набычился Федор.

— Кто еще?

— Я, — поднял руку Нечипоренко и страдальчески потрогал перевязанную щеку.

— Хороша компания, — покачал головой кондуктор, после чего пришел к выводу, что для демократии русский народ еще не созрел и пальцем ткнул в двух матросов: — Ты и еще ты, за мной!

Вскоре темнота накрыла притихший лагерь своим покрывалом. Костры, разведенные для приготовления пищи, догорели, и только неполная луна продолжала освещать бивуак своим тусклым светом. Однако после полуночи и закатилось и «волчье солнышко», оставив за себя лишь необычайно яркие звезды, равнодушно взирающие на землю из мрачных глубин космоса.

Будищев и подчиненные ему матросы расположились в небольшом природном углублении подле бархана, напряженно всматриваясь в темноту. Точнее, напрягали зрение только матросы, привыкшие к этому на кораблях, а Дмитрий со Шматовым, прекрасно знавшие, что если долго пялиться в темноту в ней скоро черти померещатся, больше полагались на слух.

— Кажись, крадутся! — едва не подскочил молодой матросик, услышавший характерное шуршание.

— Тихо, мать твою! — придавил его к земле кондуктор и еле слышным шепотом добавил: — сам чую.

В самом деле, к ним крадучись приближалась целая толпа спешившихся ради такого дела текинцев. Среди них были самые разные люди, от почтенных старцев, чей земной путь уже близился к завершению до совсем еще безусых юнцов, даже не подозревающих, что могут остаться здесь навсегда. От вооруженных до зубов нукеров местных беев до бедных пастухов, единственным оружием которых был простой кинжал. Кто-то потерял своих близких при последнем артобстреле, а иной всю жизнь прожил разбоем на большой дороге. Объединяла их всех только ненависть к непонятным пришельцам с далекого севера, пришедшим в их дом и желающих теперь установить в нем свои порядки. Как тени скользили они в ночи, пока один из них зацепил ногой за натянутую на невысоком колышке бечевку, к которой были привязаны консервные банки из-под сардин. Среди офицеров эта рыбка, затейливо приготовленная и упакованная французами, была излюбленным лакомством в походе. Жестяная тара потом выкидывалась, а рачительный Федька собирал ее, для каких-то своих надобностей. Но нынешней ночью Будищев нашел для них новое применение.

Противное дребезжание прогремело в окружающей их тишине подобно грому среди ясного неба, а вслед за этим тут же раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов, которые тут же перекрыл знакомый жителям оазиса рокот митральезы.