Поскольку ездовые для морской батареи были приданы как раз от четвертой батареи, возражений не последовало. К тому же поиски фуража или продовольствия были делом обыкновенным. Обычно его старались захватить и вывезти, а если не получалось, предавали огню. Главное было не допустить попадания припасов к противнику, а для этого все средства хороши.
— Есть, — ответил Шеман, приложив руку к козырьку фуражки. — Еще что-нибудь, господин капитан?
— Нет, то есть да. Если у вас нет поручений к кондуктору Будищеву, быть может, вы пошлете его вместе с ездовыми?
— Вы полагаете, он может быть полезен?
— Уверен в этом. Ваш подчиненный — прирожденный барантач. Если уж тут есть хоть что-нибудь, то он непременно найдет.
— Хорошо. Дмитрий Николаевич, вы слышали?
— Так точно, — хмуро отвечал Будищев, которому вовсе не улыбалось таскаться по окрестностям аула в поисках ухоронок, сделанных изобретательными туркменами.
Но делать было нечего, приказ есть приказ, и ему, откозыряв, пришлось отправляться на поиски «сокровищ местного Али-бабы».
— Послушай, а что значит «барантач»? — тихонько поинтересовался у него перед уходом Майер.
— Что-то типа грабителя, — буркнул он в ответ. — Ну или человек, который может все достать.
— Достать, это мне понятно, но отчего же сразу грабитель?
— Оттого, Сашка, что если есть добро, то у него по-любому имеется хозяин. А поскольку сейчас идет война… сам понимаешь.
— Это называется «реквизиция».
— Ага. Если ты у кого-то забираешь, то реквизиция, а если у тебя, грабеж!
— Кондуктор, вы еще здесь? — вопросительно приподнял бровь Шеман.
— Уже бегу, ваше благородие. Можно даже сказать, скачу!
Интуиция не подвела Полковникова. Действительно, прежде чем уйти, местные попытались спрятать свои припасы в неглубоких ямах, сделанных в разных укромных местах. Но замаскировать их как следует времени у них не было, так что импровизированные фуражиры быстро нашли несколько таких ухоронок, подчас в самых неожиданных местах.
— Все просто, братцы-кролики, — объяснял своим подчиненным Будищев. — Если земля мягкая, стало быть, там что-то зарыли. А если это настолько ценное, чтобы не полениться и закопать, значит, оно нам нужно! Это понятно?
В принципе, вчерашние крестьяне и сами бы неплохо справились с подобным заданием, но дело в том, что они были не единственными. Прочие военные, и в особенности казаки, были также не прочь пополнить свои запасы. Причем кубанцы частенько пытались отжать в свою пользу найденное другими. И вот тут Дмитрий оказался незаменим.
— Ишь какие, — закричал на только что окончивших раскопки солдат бородатый урядник-таманец. — Мы это первые нашли!
— С чего бы это? — возмутился тяжело дышащий ездовой. — Мы раскопали, стало быть, наше!
— Вольно же вам было жилы рвать, а только мы все одно первые!
— Слышь, Непейвода! — положил конец дискуссии вышедший из близлежащего дома Будищев. — Ну-ка вали отсюда, пока ветер без сучков!
— Чаво? — не повернув головы, отозвался казак.
— Я сказал, пошел вон!
Урядник на мгновение подобрался, как будто собираясь взяться за шашку, но затем узнал моряка, отличившегося на Бендессенском перевале, и расплылся в хитрой улыбке.
— Здоровеньки булы, Митрий Миколаевич!
— И тебе не хворать, Петруха.
— Никак нашли чего?
— Нашли.
— Так поделились бы!
— А харя не треснет?
— Еще ни разу не треснула.
— Все равно перетопчешься.
— Ой, я, кажись, перепутал, — всплеснул руками казак, будто и впрямь ошибся и стал разворачивать своего коня. — Мы в соседнем базу[11] яму нашли, а не в этом.
— Ее и раскапывайте, — уже вслед ему ответил кондуктор, затем ухмыльнулся и покачал головой. — Вот же хитрожопый кубаноид!
Интересное дело, но после памятного боя у Бендессенского перевала и последующего скандала с Бриллингом рядовые казаки-таманцы относились к странному моряку, в одночасье ставшему известным, со своеобразной симпатией. А вот офицеры, особенно немцы с поляками, напротив, держались весьма отчужденно и даже враждебно. Впрочем, Дмитрию на их мнение было, по его выражению, глубоко фиолетово. Что в данном случае может означать этот цвет, никто толком не понял, но тем не менее многим оригинальный образ мыслей Будищева показался настолько интересным, что у него появились подражатели из числа молодых офицеров.
На следующий день поход продолжался. Маленький русский отряд упорно шел от одного брошенного селения к другому, лишь изредка встречая небольшие партии текинцев. Обычно такие стычки заканчивались недолгими перестрелками, после чего жители пустыни вихрем уносились прочь на своих быстроногих конях, оставляя преследовавших их казаков ни с чем. К двум часам пополудни они достигли аула Дурун, где и остановились на дневку. Вокруг селения были разбиты роскошные по здешним местам сады, разделенные между собой невысокими глинобитными заборами. В них и остановились на постой утомленные переходом войска.
— Воды опять нет, — тяжко вздохнул Шматов, присаживаясь в тень рядом с офицерами.
— Как это может быть? — возмутился Шеман, посмотрев на Федора так, будто это он был во всем виноват.