Митральезы для Белого генерала

Скоро все четыре орудия были на позиции и открыли по окружающим их текинцам огонь. Шрапнель быстро разогнала окружавших русский отряд текинцев, а нескольким группкам, вздумавшим было укрыться в складках местности, не пожалели и гранат. Сделав всего двенадцать выстрелов, полубатарея совершенно очистила всю местность вокруг, после чего генерал дал своим войскам краткий отдых.

— Черт возьми, Будищев, какая нелегкая понесла вас вперед? — выговаривал тем временем своему подчиненному Шеман.

— Так получилось, — вздохнул тот.

— Полководцем себя возомнили? — не без яда в голосе осведомился лейтенант. — Тулон[15] почуяли?

— Что? — не понял сначала Дмитрий, но потом в памяти сам собой возник образ нелюбимой учительницы литературы, князь Болконский, лежащий на поле боя, и непонятная фраза этого самого князя: «Как же выразится мой Тулон?»

— Нет, вашбродь, испугался, что без Скобелева не выстоим.

— А вы его замените!

— Что я, а вот три пулемета с короткой дистанции по атакующей коннице, это безнадежно. Если расчеты, конечно, мух не ловят.

— Господи боже, дай мне сил! В общем, так. Если вы, милостивый государь, еще хоть раз ослушаетесь приказа, я вас сам застрелю!

— Это правильно!

— Не юродствуйте, черт бы вас побрал! — взвился Шеман, после чего мстительно добавил: — Кроме того, по возвращению в Бами, вы — Будищев, отправитесь на трое суток под арест.

— На неделю! — раздался за его спиной голос Скобелева.

— Есть! — вытянулся кондуктор.

— И вы, господин лейтенант, тоже.

— Есть!

Пока солдаты отдыхали, штатный топограф экспедиции — капитан Софронов, и некоторые офицеры из штаба начальника отряда занялись съемкой местности и набрасыванием кроков текинской крепости и прилегающей местности. Заметив это, большой отряд текинцев снова вышел из аула и, укрывшись в прилегающих садах, начал их обстреливать.

Скобелев, в свою очередь, приказал немедленно выбить их оттуда, для чего выделили роту Красноводского местного батальона, державшуюся до сих пор в арьергарде, и потому не принимавшую активного участия в перестрелке с противником. Увы, это было не лучшим решением. Дело в том, что рота была сборной и входившие в ее состав солдаты и офицеры занимались до сих пор в основном гарнизонной службой и не имели настоящего боевого опыта. Кроме того, она была единственной из всего отряда, все еще вооруженной винтовками Крнка[16].

Их противник, напротив, имел множество трофейных винтовок Бердана, куда более метких, скорострельных и дальнобойных. Поэтому нет ничего удивительного, что попав под огонь, непривычные к бою солдаты смешались и залегли в первом попавшемся арыке[17]. А когда командовавший ими поручик Владимиров попытался поднять их в атаку, они остались лежать.

— Поддержать бы их, — заметил наблюдавший за всем этим Будищев.

— Без приказа я и шагу не сделаю, — отрезал Шеман.

— Понятно.

— Вот и прекрасно!

Пока они спорили, на сложившуюся ситуацию обратил внимание и сам Скобелев. Не взяв с собой ни одного ординарца, он подскакал к месту боя и начал командовать:

— Встать! Смирно! На караул!

Ошалевшие солдаты вскочили и послушно проделали несколько ружейных приемов. Генерал все это время гарцевал перед ними, будучи превосходной мишенью для текинцев, но как ни странно, хотя вокруг него постоянно свистели пули, ни одна из них не задела ни самого Михаила Дмитриевича, ни его коня.

— Твою же мать, — только и мог сказать на это Будищев, одинаково сильно ненавидевший шагистику, атаки в плотном строю и винтовки системы Крнка в особенности.

— Эй, морячки, — окликнул их незаметно подъехавший полковник Арцышевский. — Ну-ка возьмите одну свою митральезу и поддержите красноводцев с фланга.

— Слушаюсь! — обрадованно гаркнул Дмитрий и хотел было кинуться выполнять, но задержался и вопросительно посмотрел на Шемана.

— Действуйте.

Засевшие в садах текинцы тем временем с немалым изумлением наблюдали за строевыми экзерцициями «белых рубах». Им, вольным детям пустыни, было трудно понять значение дисциплины, строя и тому подобных вещей. Они привыкли сражаться яростно, пылко, азартно, но при этом каждый сам за себя. И теперь крохотная горстка русских, состоящая из разных людей, но действующая при этом как единый организм, вызывала у них недоумение, переходящее в злость. Охваченные этим чувством туркмены усилили огонь, но странное дело. С тех пор как Скобелев поднял роту, ее как будто накрыл невидимый зонтик, и ни один из выполняющих строевые приемы солдат не был даже ранен. Пули летели все гуще, а эффект от этого становился все меньше.

К тому же занятые стрельбой текинцы не заметили, как несколько левее линии красноводцев на позицию встала митральеза. Прикинув расстояние, Будищев нежно, будто на плечи любимой женщины, положил ладони на рукояти и на выдохе вдавил большие пальцы в гашетку. Сложная машина в ответ послушно зарокотала, окутав своего создателя и одновременно стрелка клубами белого дыма.