Митридат против Римских легионов. Это наша война!

Если бы Евпатор не бредил своим походом в Италию, а остался на Боспоре, укрепил свою власть, вложил в экономику страны привезенное с собой золото и занялся внутренними проблемами региона, то возможно, что его дальнейшая судьба сложилась бы иначе. От Северного Причерноморья до Рима очень далеко, а отражать вражеские экспедиции Митридату было вполне по силам, поскольку он смог бы теперь опираться на отряды скифов и сарматов, как это делал и раньше. Трудно сказать, почему такой реалист, как Митридат, оказался в плену иллюзий, – похоже, что ненависть к Риму завладела всем его существом, и он просто не мыслил своей дальнейшей жизни без борьбы с ненавистным врагом, который отнял у него все. Но, тем не менее, невзирая на это, он узнал о заговоре своего сына Фарнака и принял меры: участников схватили, пытали и казнили. Причины, побудившие Фарнака, любимого сына Евпатора, которого царь провозгласил своим наследником, пойти против отца, Аппиан обозначает как-то невнятно, страх похода в Италию, страх перед римлянами, возможность потерять власть в случае поражения Митридата. Но у римского историка, когда он перечисляет все вышеизложенные обстоятельства, есть многозначительное замечание: «или же потому, что у него были другие мотивы и соображения». А соображения могли быть такие, что, видя, как отец потерял опору в войсках и в народе, сын мысленно примерил на себя диадему и пришел к выводу, что ему она подходит больше. Момент для переворота был на редкость удачный, популярность Митридата, как это ни невероятно звучит, упала настолько низко, что свалить его не представлялось сложным делом, а потому Фарнак и решился. Но не повезло, был схвачен и заключен в темницу, а шансов выбраться оттуда живым у него было немного: как отец карает изменников-сыновей, Фарнак знал не понаслышке. Но дальше произошло неожиданное: «Менофан убедил Митридата, что не следует, собираясь уже в поход, казнить еще так недавно столь ценимого им сына; он сказал, что подобные перемены – результат войны, с прекращением которой и все остальное придет в порядок. Убежденный им, Митридат согласился на прощение сына» (Аппиан). Очень интересный аргумент привел Менофан, заговорив с царем о прекращении войны, о которой тот бредил последнее время, причем заговорил, явно не опасаясь последствий за такое предложение. А сказал он это скорее всего потому, что знал о намерении Митридата поход отменить и заняться внутренними проблемами, без решения которых движение в Италию было невозможным. И Евпатор потому и согласился со стратегом, что ясно увидел безнадежность такой попытки, но о том, что похода не будет, скорее всего, знал пока очень ограниченный круг лиц. И это имело роковые последствия.

* * *

О Фарнаке, сыне царя, Аппиан отозвался довольно нелицеприятно: «так низкая душа, получив прощение, оказывается неблагодарной». И действительно, едва оказавшись на свободе, царевич ринулся продолжать интригу, он побежал в лагерь римских эмигрантов и стал запугивать их походом в Италию. Именно эти римляне и были в данной момент той силой, на которую мог рассчитывать Митридат, они полностью зависели от Евпатора, а потому Фарнак и распинался перед ними, давая массу всяких гарантий и обещаний. И в итоге ему удалось склонить их на свою сторону, а после его люди разбежались по всем военным лагерям подготавливать выступление. И едва наступило утро, как вооруженные толпы солдат двинулись к Пантикапею, где их уже поджидали участники заговора. Испуская громкие крики, войска вломились на улицы столицы и продолжили движение к Акрополю, а пламя мятежа уже распространялось по всему городу, восставших поддержал флот, и моряки приветствовали их восторженными криками. Причем многие из тех, что маршировали по улицам Пантикапея, не знали о заговоре ровным счетом ничего, и, думая, что это только они не в курсе дела, стихийно присоединялись к своим товарищам по оружию.