Митридат против Римских легионов. Это наша война!

Но стоило только Гаю Валерию отплыть с флотом прочь от Гераклеи, как Котта явил свое истинное лицо, снова захватив город и учинив там неслыханный грабеж и погром. В поисках денег и спрятанных сокровищ люди Марка Аврелия разгромили все городские храмы, сдвигали статуи, снимали изображения богов, а вдруг за ними находится тайник? Алчность, обуявшая полководца, как зараза распространилась на его воинство, и легионеры начали выносить из храмов все, что можно вынести, а потом еще раз прошлись по жилым кварталам, выгребая то, что не унесли солдаты Триария. Город был разграблен подчистую, в нем не осталось практически ничего, зато корабли Котты ломились от захваченной добычи, ради которой стоило пережить и позор Халкидона, и ряд неудач во время осады. А напоследок он распорядился все сжечь, и клубы черного дыма возвестили Азии о трагедии гераклеотов; охваченный огнем город выгорел практически весь. Два года героически сопротивлялась Гераклея римлянам, два года отражала все вражеские приступы и атаки, и, наконец, пала в результате измены. И если поведение Триария в Гераклее вполне соответствовало поведению римских полководцев в захваченных городах, то поведение Котты не лезло ни в какие ворота, во второй раз подряд, ради своих корыстных интересов, разграбить и сжечь город, который уже принадлежал Риму! После всех этих своих подвигов Марк Аврелий отправил легионы к Лукуллу, союзников распустил по домам, корабли по самую палубу набил добычей и с чувством выполненного долга отплыл домой. Но вот с этого момента и начались его беды. Сначала буря утопила много кораблей, которые были перегружены награбленным добром, а часть судов выбросила на мель, лишив тем самым Котту многих ценных вещей. По прибытии на родину в сенате его почтили именем «Понтийского» за взятие Гераклеи, но когда в Риме узнали о том, что ради собственной выгоды он там учинил, то отношение к нему резко ухудшилось: «…народ возненавидел его. К тому же он вызвал зависть столь громадным богатством » (Мемнон). А вот тут и началось, пошла яростная травля этого бесталанного воителя, и, желая смягчить разбушевавшихся соотечественников, а также изменить их отношение к себе, он часть своих богатств сдал в казну. Но травля продолжалась, а в конечном итоге от всей его понтийской добычи не осталось практически ничего, и тут в город прибыли представители Гераклеи и на заседании сената подали на грабителя жалобу. Котта пытался оправдаться, но слово взял сенатор Карбон: «Мы, о, Котта, — сказал он, — поручили тебе взять город, а не разорить его ». После него и другие таким же образом обвиняли Котту» (Мемнон). Дошло до того, что незадачливого полководца хотели изгнать из города, но в последний момент передумали и лишили его звания сенатора — страшное наказание для этого тщеславного человека, и редкий случай, когда алчность и корыстолюбие понесли заслуженную кару.

* * *

Не менее героически, чем Гераклея, сражалась с захватчиками Синопа, где обороной руководили стратеги Митридата Клеохар и Селевк. Мало того, что жители Синопы отразили все атаки врага, они вели против римлян настоящую войну на море, перехватывая идущие с Боспора караваны с хлебом, которые царевич Махар, изменив своему отцу Митридату, посылал Лукуллу. Именно в римский лагерь под стенами Синопы и прислал Махар, который уже разуверился в победе отца, послов с просьбой о дружбе и союзе. Боспорские уполномоченные вручили полководцу золотой венок, который тот милостиво принял. Договор был утвержден, и продовольствие с Боспора, которое раньше отправляли в Синопу, стало поступать римлянам, что очень осложнило и без того непростую ситуацию в городе. Затем начались раздоры между стратегами, Клеарх хотел сражаться до конца, а Селевк предлагал перебить население и передать город римлянам. В то же время оба они чувствовали, что дело подходит к закономерному итогу. Загрузив своим имуществом купеческие корабли, они отправили их на Боспор, к правителю Махару.