Митридат

— Командир триеры, повредившей твой корабль, царь, связан с Дамагором узами гостеприимства, — оправдывались перед Митридатом хиосцы. — Для него Дамагор как родной брат, а война с Родосом все равно что война с Хиосом. Мы сами не ожидали, царь, что он отважится на такое!

— Я должен наказать этого человека, — сурово сказал Митридат. — Если я не поймаю его, то наказание понесете все вы, его сограждане. Я ведь не могу знать, какие мысли таите вы.

Пелопид, пользующийся доверием эллинских союзников Митридата, говорил царю:

— Многие из хиосцев, самосцев и лесбосцев охотно будут сражаться с римлянами, но воевать против родосцев не хотят. Родос для азиатских эллинов сравним с Афинами. Этот город славен школой ораторов, здесь живут лучшие среди эллинов ваятели и художники. Родосские кораблестроители славятся по всей Эгеиде, как и родосские моряки…

— Это я уже почувствовал на себе, — проворчал Митридат. — Поглядим, насколько сильны родосцы на суше.

Перебежчики указали Митридату легкодоступный холм, где стоял храм Зевса Атабирия, городская стена на этом холме была невысока. Ночью Митридат посадил часть войска на корабли, прочим же раздал лестницы и велел и тем и другим двигаться в молчании, чтобы одновременно напасть на гавань и городские стены. Понтийцы приближались, соблюдая тишину, но сторожевые посты родосцев, время от времени выпуская в темноту зажженные стрелы, обнаружили врага и подняли тревогу. Войска Митридата все вместе закричали и бросились на штурм — и те, что несли лестницы, и весь экипаж с кораблей. Родосцы без страха ответили им боевым кличем, и все поднялись на стены. Таким образом понтийцы утратили внезапность, а с наступлением дня, отбитые, вернулись назад.

Тогда Митридат приказал строить самбуку — огромную башню на двух параллельно стоящих кораблях.

Самбука, подведенная к стене, там, где стоял храм Исиды, особенно напугала родосцев, так как одновременно она выкидывала много стрел и дротиков. В то же время множество понтийцев на мелких суденышках суетились подле, недосягаемые для защитников, собираясь под ее прикрытием подняться на стены. Родосцы привели в действие свои баллисты и сначала закидали самбуку горшками с нефтью, а потом подожгли ее горящими стрелами из катапульт. Огромное сооружение полыхало всю ночь, и наконец его обгоревшие остатки рухнули в море.

Произведя еще несколько штурмов и потерпев неудачу, Митридат, переполненный гневом, повелел перебить всех пленных родосцев и сжечь все селения вокруг города.

Из Греции приходили известия об успехах Архелая, склонившего на сторону понтийского царя Афины, Фивы и Халкиду, перебившего на острове Делос многие тысячи италиков и разбившего римлян близ Пирея. А сам понтийскийдщрь при всем своем могуществе оказался не в силах одолеть один-единственный непокорный город, и это выводило Митридата из себя.

Сообразительный Тирибаз вовремя дал Митридату совет:

— Любой город можно взять измором, царь. Поскольку ликийцы снабжают Родос по морю всем необходимым, значит, прежде нужно победить их. Отправь против ликийцев Пелопида с союзным эллинским флотом, а сам покуда вернись в Пергам.

Однако Митридат, жаждавший любых побед, двинулся в Ликию сам и окружил самый большой ликийский город Патары. Для сооружения военных машин Митридат приказал вырубить священную рощу Латоны.

Ночью во сне Митридат увидел разгневанную мать Аполлона, которая грозила ему топором и даже едва не снесла ему голову. Царь проснулся в холодном поту и уже до утра не сомкнул глаз. После этого Митридат запретил трогать священную рощу. Поручив Пелопиду вести войну с ликийцами, Митридат прибыл в Эфес. Оттуда царь послал Метрофана к берегам Фессалии, а сам вернулся в Пергам.

К зиме власть Митридата признала Македония, где Аркафий разбил римского наместника Гая Сентия, и почти вся Греция. Непокоренными оставались лишь Этолия, Фессалия и Эпир. Для ведения войны с Римом к Митридату привели свои войска царь одрисов Дромихет, пафлагонский царь Александр, царь скифинов Каргуш, сын Уду. Привел отряд наемников сирийский военачальник Зенобий. Не дождался Митридат только зятя Тиграна, который ввязался в войну с парфянами и пока ничем не мог помочь тестю.

Раздраженный неудачей под Родосом, Митридат приказал казнить Мания Аквилия, влив ему в рот расплавленное золото.

— Теперь, полагаю, ты до конца утолил свою жадность, римлянин, — мрачно произнес Митридат, стоя над дымящимся телом Аквилияи глядя в его мертвые, выпученные от нечеловеческой боли глаза.

За обедом Митридат признался друзьям, что с большим удовольствием предал бы такой казни Гая Мария.

— Клянусь Митрой, я бы посмеялся от души, глядя, как Марий перед смертью дрыгает ногами, — сказал Митридат.

— Если и дальше наше оружие будет победоносно, то в скором времени можно предпринять вторжение в Италию, — заметил Моаферн и взглянул на Тирибаза. — Не ты ли говорил, Тирибаз, что настоящая победа над Римом может быть одержана только на италийских полях?