Митридат

Антиоха держалась со. Стефаном по-приятельски. Митридат в нем души не чаял. Оба звали его «милый дядя», отвечая на его угодливость самой нежной привязанностью и ласковым вниманием. Так натуры пылкие и непостоянные, часто обуреваемые взрывными страстями, проникаются почтительным смирением и умеряют свой непримиримый пыл, когда с ними обращаются без высокопарных нравоучений, без явного превосходства, потакая их мелким капризам.

Обожаемая сестра необычайно выросла в глазах Митридата, когда она поведала ему, как ловко разделалась со всесильным Гистаном.

— … А если бы Гистан, заметив, что ты бросила в вино какой-то порошок, стал обличать тебя в покушении на свою жизнь, как бы ты поступила тогда? — спросил сестру Митридат во время их откровенной беседы.

— Я выпила бы при нем отравленную чашу, — ответила Антиоха, — ведь я сыпала в вино толченый мел, причем так, чтобы Гистан заметил это.

— Как же ты подмешала яд? — удивился Митридат.

— Яд уже лежал на дне другой чаши, — улыбнулась Антиоха. — Я просто налила в чашу вина, и смертельное зелье было готово.

— Но зачем тебе понадобилось сыпать толченый мел, если Гистан и так не видел, что ты приготовила ему отраву, — недоумевал Митридат. — Дала бы ему чашу с ядом — и все.

— Гистан не доверял мне с самого начала, я видела это по его глазам, — терпеливо объясняла Антиоха. — Мне нужно было усыпить его бдительность. Сделать так, чтобы он сам залез в расставленные мною сети. Я разыграла перед ним наивное коварство, и наш многомудрый Гистан без колебаний решил избавиться от меня, как от злобной гидры. Он подменил чаши в то время, когда я причесывалась, и не догадывался, что я слежу за ним. В результате я выпила вино с мелом, а Гистан — вино с ядом. Дальнейшее тебе известно, братец.

— Так ты сама взяла себе чашу с ядом, а Гистану подсунула толченый мел в полной уверенности, что Гистан за твоей спиной заменит чаши, — восхищенно покачал головой Митридат. — Как все просто. Бедный Гистан недооценил тебя, сестра.

— Он сам выбрал смерть, — холодно промолвила Антиоха, — тем самым избавив нас от лишних хлопот. Скопец во главе государства — что может быть хуже и гнуснее!

— Во всяком случае, Антиоха, я благодарен тебе, что ты управилась с Гистаном без моей помощи, — сказал юный царь. — Сознаюсь, один его взгляд приводил меня в трепет.

Митридат, который всю жизнь был окружен евнухами, в отличие от своей сестры не относился с такой брезгливостью к людям подобного сорта. Однако высокомерие Гистана подчас сильно задевало его самолюбие, поэтому юнец не чувствовал сожаления или печали по поводу смерти вездесущего евнуха. Тем более что вместо него советником при нем стал дядюшка Стефан, обходительность и мягкость которого служили разительным контрастом вызывающей надменности почившего Гистана.

Глава восемнадцатая. ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН

Известие о поражении Мнаситея под Гимниадой в Синопу привез гаушака Гергис.

Стояли ветреные зимние дни; с небес, затянутых темными тучами, моросил дождь. На море бушевали штормы. По ночам грозный шум прибоя долетал до дворцовых покоев.

Антиоха с братом и дядюшкой Стефаном, сидя у пылающего очага в главном зале мегарона, слушали повествование Гергиса о злосчастном походе Мнаситея в земли скифинов.

Гергис живописал подробности кровавой битвы, свидетелем которой он был, рассказал о трудном отступлении войск Мнаситея, преследуемых дикими полчищами степняков.

— Сначала мы шли по голой и совершенно безводной местности, — говорил Гергис, — потом углубились в Армянские горы. У истоков реки Гарпас в каком-то мрачном ущелье воины Митридата настигли нас, пришлось сражаться… Мнаситей вел себя храбро и сумел до темноты отразить нападение врага. Проводники разбежались. Дальше шли наугад, держась на заход солнца. Дорог в тех глухих краях нет, лишь караванные тропы. Они-то и вывели остатки войска Мнаситея через селения колхов к городу Трапезунту.

— Значит, Мнаситеи жив, хвала богам! — воскликнул Митридат.

— Жив, — кивнул Гергис. — но он заперт в Трапезуйте воинами твоего брата, который неотступно двигался по нашему следу, как волк за стадом оленей. Меня Мнаситеи морем отправил в Синопу, чтобы я сообщил об его бедственном положении, ему нечем платить наемникам, а осада предстоит долгая и трудная. Жители Трапезунта убеждают Мнаситея посадить войско на корабли и перебраться по морю в Керасунт или Котиору, ссьшаясь на то, что стены их города обветшали, а чинить их, когда враг стоит у ворот, нет никакой возможности. Мнаситеи не соглашается на это, поскольку выходить в это время года в море опасно да еще на перегруженных судах. Он намерен держаться до весны, а когда утихнут зимние штормы, покинет Трапезунт на кораблях либо попытается разбить Митридата в открытом сражении. Мнаситеи повелевает Диофанту собирать новое войско и по весне идти к нему на помощь.