Мю Цефея. Переломный момент

Ловкач насмешливо оскалил мелкие острые зубки и ускакал к своим сородичам в шатер, устроенный прямо на дереве.

Якки проводил взглядом Ловкача. Цирк, принадлежащий Вегарду, действительно поражал разнообразием артистов. На выступлениях можно было увидеть и лесной народец, к которому принадлежал Ловкач, и летунов, и телепатов-степняков, и ламий, и огнеедов, не считая самого Якки — тролля. Когда цирк снимался и переезжал на новое место, зрелище выходило впечатляющим — по дороге тянулась вереница из сорока повозок, не меньше.

Вегард был умным хозяином. Он не экономил на своих артистах и даже в чем-то заботился о них. Когда у ламии по имени Наратха стала отмирать чешуя на змеиной половине тела, Вегард не пожалел денег и купил дорогущую вытяжку из жира рыб, водившихся в озерах на родине ламии. Когда Ловкач во время номера сломал ребро, Вегард дал Ловкачу возможность полностью поправиться.

— Ты, Якки, не ценишь того, что имеешь, — с укоризной сказал однажды Вегард троллю. — После каменоломен, на которые тебя отправил наш справедливейший монарх, тут вообще рай на земле. Изысканное общество, регулярная кормежка, творческая работа. Ты же сам из творческого сословия, да? Стишки вон писал, пьесы. Пафлеты какие-то.

— Памфлеты, — поправил Вегарда Якки. — Хотя ты и сам прекрасно знаешь, как произносится это слово. Нет, я не писал памфлетов, это занятие для студентов. Я написал философский трактат о свободе воли, согласно которому свобода — это имманентное свойство сознания.

— Ты бы попроще говорил с сыном ремесленника, — сказал Вегард, — попонятнее.

— Да хватит тебе, — устало произнес Якки. — Видел я, какие книги ты держишь у себя в повозке. Там и моя есть.

— Я порой гостей именитых принимаю. — Вегард делано поскреб бороду. — Эти книжки — часть интерьера, не более. А читать — не читаю, там скука смертная. Отчего ты, Якки, не написал книгу про любовные приключения человеческой женщины и тролля? Я бы такую полистал. Нет, выпустил книжонку, от который монарх наш, воплощение божественного на земле, забеспокоился, заволновался. Да так заволновался, что велел найти беспутного автора, смеющего утверждать, что разумное существо обладает правом выбора и никто — ни божественные силы, ни монаршая воля — не может существо этого права лишить.

— Ну вот, а говоришь, что не читал мой трактат. — Якки улыбнулся. — Позволь, хозяин, я пойду?

Вегард внимательно посмотрел на Якки. Когда он заговорил, в его лице и голосе не осталось и следа иронии:

— Как же ты, певец свободы, живешь под невольничьим заклинанием? Была свобода воли — ходи себе где хочешь, общайся с кем хочешь, делай что хочешь — и нет ее. Кончилась тогда, когда на тебя наложили заклятие. Я все думал, почему же король просто не казнил тебя? Теперь понимаю. Твое наказание еще страшнее.

Якки долго не отвечал, а потом, когда Вегард встал и собрался уходить, все-таки сказал:

— Когда на реке ставят плотину, строители тоже думают, что покорили воду. Но воду невозможно покорить, она просто заполняет новую форму. И часто достаточно одной крошечной щелочки, одного незакрепленного кирпича в плотине, чтобы река вернула себе свое.

***

Невольничье заклятие было создано настоящим гением. Профессор Комотт по поручению Министерства обороны работал над заклятием лояльности, которое раз и навсегда решило бы проблему дезертирства. Комотт, человек в своей увлеченности недальновидный, наивно предполагал, что заклятие будет использоваться по прямому назначению: для того чтобы солдаты не сбегали со службы. Каково же было его удивление, когда он узнал, что его разработки сначала попали в руки государственных поставщиков невольников, а потом и на широкий рынок.

Теперь при покупке невольника не нужно было ставить хозяйское клеймо или вешать невольничий ошейник — невольник и сам не мог никуда уйти, потому что заклятие не давало ему это сделать. Исключение составляли только летуны. Их племя осенью меняло место жительства, и ничто не могло их остановить, даже заклятие. Впрочем, спустя несколько месяцев, когда тяга к перелету пропадала, невольники-летуны все равно возвращались к своим хозяевам.

Когда Якки думал о создателе заклятия, он не испытывал ничего, кроме восхищения. Могучий разум Якки с самого рождения был заточен на то, чтобы быть свободным от ложных убеждений и верований. Якки находил в чем-то забавным тот факт, что его разум остался таким же свободным, а вот воля и способность выбирать — нет.

Если не считать Якки, хуже всего приходилось двоим — Летуну и Стилету.

Летуна Вегард два осенних месяца держал в железной клетке, потому что даже сила невольничьего заклятия не могла противостоять тяге Летуна к перелету. Летун, раздираемый на части, бо́льшую часть времени метался по клетке, цепляясь большими крыльями за прутья. Останавливался он только тогда, когда заканчивались все силы и Летуна ненадолго одолевал тревожный сон.