Мю Цефея. Цена эксперимента

Поляна была не пуста. Окруженный водою и светом, посреди нее покоился гроб, прозрачный, как лед, колеблемый топкой, зыбучей трясиной. В гробу, на бархатном, алом, узорами изукрашенном постаменте, спал рыцарь, сложив на груди руки крестом. Бледное, лицо его было светло и спокойно. И золотом стыла на поясе пряжка — забытой драконьей чешуинкой.

— Отец! — Влад возвысил голос, словно уснувший мог услышать его. — Отец, я пришел!

Болотные огоньки взвились, закружились, птицами разлетелись над елями. Из тусклого сияния их перед Владом соткалась фигура — девы в бархатно-красном плаще и одеждах цвета болотной темнеющей ряски.

— Рада видеть тебя, драконыш! — шевельнулись в улыбке тонкие губы, и Влад отчего-то подумал, что она — ослепительно, безумно красива, что за красоту эту ломалось копье на турнирах и менестрели слагали баллады. Что за улыбку ее не жалко пожертвовать жизнью. Уснуть навеки в ряской заросшем гробу…

Влад встряхнул головой, изгоняя из мыслей наваждение.

— Зачем пожаловал в мое царство снов и теней, наивный, глупый драконыш? — Взмахнув рукавами, дева обняла плащом своим зыбко качнувшийся гроб, словно крыльями оплела. — Зачем господарю Валахии, — она усмехнулась, — вылва болотная, в болотах своих укрывающаяся? Будь осторожней, драконыш, — болотные огоньки манки и прилипчивы, закружат, заворожат, голову потеряешь!

— Твои болота мне ни к чему, — с трудом вымолвил Влад. — Пришел я сюда за отцом своим, чтобы дать ему, мертвому, христианское погребение…

Дева расхохоталась смехом звонким, словно тысяча колокольчиков.

— Глупый, глупый драконыш! Кто сказал тебе, что он умер? Он спит и видит прекрасные сны. А я — сон его охраняю и никому не позволю его пробудить, потревожить могилу его!

Она оскалилась, зарычав. Ослепительно-бледное лицо ее сделалось вмиг похожим на морду драконову. Вихрь поднялся над елями, злой, неистово-быстрый. Темной, яростной пеленой встали воды болотные, вымывая из памяти морок слепящих огней, а потом — Влад очнулся на стылой земле, и тонко ржал жеребец над головою его, и чьи-то руки приподняли Влада.

— Гиблое место здесь, господарь… — Влад открыл глаза, столкнувшись с испуганным взглядом Казана. — Нечисть так и лютует, и сладу с ней нет честному христианину! — Он перекрестился на черным воткнутые в небо еловые ветви. — Счастье вам, что живым вы оттуда вернулись, не сгинули в топях, нежити на забаву… А отец ваш, упокой господи душу его… — Казан замолчал.

— Он спит, и сон его долог, — хрипло вымолвил Влад. — Умереть — все равно что уснуть… и я верю, что в снах этих не коснется его больше земное лукавство… Он лгал — но был честен всю жизнь пред душою своей и в поступках своих не стремился ко злу. И за это — даровал ему бог если не жизнь вечную, то хотя бы — вечные сны. — Влад разжал ладонь, липкую от ряски болотной.

Золотой чешуинкой драконовой в пальцах стыла изящная тонкая пряжка.

Слоник с четырьмя бивнями (Мария Гинзбург)

Пролог.

Мрак и пустота. Ничего более. Никогда. Сюда в своем безумном и бесконечном беге не залетали даже астероиды, каменные осколки, молчаливые свидетели чудовищных катастроф. Их ловили в сети своей гравитации ближайшие звезды.

И вдруг пустота вздрогнула и вспучилась, рождая из себя что-то.

Из ничего возникла звезда. Была она оранжевым карликом, старым и уставшим. Не особо-то ей повезло со спектральным классом и размерами — будь она чуть поменьше, ей не пришлось бы появляться здесь, прорываясь из пустоты, как головка ребенка прорывается сквозь родовые пути.

И двигалась она гораздо быстрее, чем двигается выбирающийся на свет ребенок, и гораздо быстрее, чем должна двигаться звезда. Ее масса была достаточна, чтобы гравитационные волны разошлись, искривляя пространство. Захлестнутые этой волной, задрожали на своих невидимых нитях соседние светила, недовольные таким соседством.

Здесь ничего не должно было быть. Никогда.

Звезда понеслась сквозь пустоту. За ней, как послед, выдернулась из бесконечного ничто горсть планет. Их было пять — кипящий газовый великан, маленький мертвый выжженный каменный шарик, покрытый пустынями и практически лишенный атмосферы третий брат. За ними следовали две сестры. Одна, побольше и поближе к своей матери-звезде, по всем астрономическим правилам должна была обладать плотной атмосферой и большим количеством воды. Но она была выжжена и оплавлена.

Правда, только с одной стороны. С другой, если бы кому-то пришло в голову оглядеть уцелевший континент, он увидел бы циклопические сооружения, для появления которых несомненно требовались манипуляторы гуманоида.