Гитлер снова пребывал в дурном настроении и не пытался скрыть этого. Он вошел, поздоровался с Чемберленом и, не удостоив вниманием остальных присутствующих, прошел в дальний угол комнаты и сел, ожидая, когда его посетитель присоединится к нему. Премьер-министр занял кресло справа от фюрера, Шмидт – слева. Адъютант остался стоять у двери. Комната была большая, шла почти через всю квартиру и окнами выходила на противоположную улицу, а обставлена была в современном стиле, напоминая салон роскошного лайнера. В дальнем конце был оборудован альков для библиотеки, с набитыми книгами полками. Там и разместились Гитлер и Чемберлен. Центр помещения занимали диван и кресла, где примостились Легат и Дангласс, а в противоположном конце стоял обеденный стол. Легат сидел достаточно близко, чтобы слышать, но и достаточно далеко, чтобы не мешать разговору. Однако в силу позиции Гитлера в углу Хью не мог полностью выполнить указание премьер-министра и не попадаться фюреру на глаза. Поэтому взгляд этих странно-непрозрачных голубых глаз время от времени останавливался на нем, словно Гитлер пытался понять, что понадобилось двум этим незнакомцам в его квартире. Угощения гостям не предложили.
– Прежде всего, – начал Чемберлен, прочистив горло, – хочу поблагодарить вас, канцлер, за приглашение к себе домой и согласие провести эту заключительную беседу перед моим отлетом в Лондон.
Шмидт все в точности перевел. Гитлер сидел, слегка подавшись вперед на подушках. Выслушав, он вежливо кивнул:
– Ja[35]
.– Я полагаю, мы могли бы обсудить вкратце некоторые вопросы, затрагивающие обе наши страны, по которым мы могли бы взаимодействовать в будущем.
– Ja. – Еще один кивок.
Премьер-министр залез во внутренний карман пиджака и вытащил маленький блокнот. Оттуда же появилась авторучка. Гитлер настороженно наблюдал за ним. Чемберлен открыл первую страницу:
– Возможно, нам стоит начать с этой ужасной гражданской войны в Испании…
Говорил почти исключительно Чемберлен. Испания, Восточная Европа, торговля, разоружение – он озвучивал заготовленный заранее список тем, и в каждом случае Гитлер отвечал кратко, не вдаваясь в подробности. «Это вопрос жизненной важности для Германии» – таков в большинстве случаев был его ответ. Или: «Наши эксперты внимательно изучат предмет». Он ерзал в кресле, то складывал, то снова опускал руки и поглядывал на адъютанта. Легату подумалось, что фюрер походит на домовладельца, который в минуту слабости впустил на порог коммивояжера или религиозного проповедника, но вскоре пожалел об этом и теперь ищет повода выставить гостя вон. Хью и сам поглядывал на дверь, прикидывая, как бы заблаговременно улизнуть, чтобы предупредить Хартманна.
Даже Чемберлен заметил, похоже, что его слушают невнимательно.
– Понимаю, насколько вы заняты, – сказал он. – Не стану долее отвлекать вас. В заключение хочу сказать следующее. Когда я вчера утром покидал Лондон, женщины, дети и даже младенцы обзавелись противогазами, чтобы защитить себя от ужасов химической атаки. Надеюсь, герр канцлер, мы с вами согласимся, что современная война, тяготы которой, как никогда прежде, лягут на простых гражданских, отвратительна всем цивилизованным нациям.
– Ja, ja.
– Я убежден, будет очень жаль, если мой визит закончится всего лишь урегулированием чехословацкого вопроса. Исходя из этого, я составил проект краткого соглашения, чтобы зафиксировать на бумаге общее наше желание открыть новую эру англо-германских отношений, способных придать стабильность всей Европе. Мне бы хотелось, чтобы мы оба подписали эту декларацию.
Шмидт перевел. Когда он дошел до слова «соглашение», Легат заметил, как Гитлер бросил на Чемберлена подозрительный взгляд. Премьер-министр достал из кармана две копии декларации и одну из них передал Шмидту:
– Не окажете ли любезность перевести канцлеру этот документ?
Шмидт просмотрел бумагу, потом начал зачитывать ее вслух по-немецки, тщательно подбирая каждое слово:
– «Мы, германский фюрер и канцлер и английский премьер-министр, провели сегодня еще одну встречу и сошлись во мнении, что англо-германские отношения являются вопросом первостепенной важности для наших двух стран и для Европы».
– Ja. – Гитлер медленно кивнул.
– «Мы рассматриваем соглашение, подписанное накануне ночью, и англо-германское морское соглашение как символы желания двух наших народов никогда впредь не вступать в войну друг с другом…»
Тут Гитлер слегка вскинул голову. Он явно узнал собственные слова. Лоб его немного нахмурился. Шмидт ждал знака читать дальше, но фюрер молчал. В итоге переводчик продолжил на собственный страх и риск:
– «Мы решили, что метод переговоров станет методом, призванным решать любые разногласия, возникающие между нашими двумя странами, и намерены продолжать усилия по устранению возможных противоречий, внося тем самым вклад в укрепление мира в Европе…»