Мюнхен — 1972. Кровавая Олимпиада

Министр Бруно Мерк объяснил, что террористов и девять заложников отправили бы самолетом в Каир, если бы египетское правительство гарантировало немедленное освобождение израильских заложников после их прилета. Но канцлеру Брандту не удалось получить гарантий их безопасности от премьер-министра Египта. Немецкие власти боялись, что после прилета в Каир все заложники будут убиты. Тогда и был отдан приказ уничтожить террористов, как только они появятся на военном аэродроме.

Капитан Йозеф Кистлер, представитель мюнхенской полиции, сказал, что стрельбу открыли террористы. Они ранили одного из вертолетчиков.

Только потом Шрайбер признал, что полицейские первыми начали стрельбу, но лишь потому, что террористы заметили снайперов…

— У нас практически не было шансов освободить заложников, — утверждал Шрайбер. — Разве что если бы террористы наделали глупостей. Говорят, что заложники погибли из-за ошибок полиции. Правда в другом. Заложники погибли потому, что террористы не допустили ошибок. А мы не могли повлиять ни на израильское правительство, ни на террористов.

Шрайбер сказал, что с самого начала шансы спасти заложников были небольшие. Но не преминул сообщить, что израильтяне одобрили план операции.

— Я был рядом с полицейским, получившим пулю в голову, — рассказал Шрайбер. — В меня тоже стреляли. Но я не мог контролировать ситуацию.

Немецкие власти попросили Шмуэля Лалкина как главу израильской делегации прилететь на аэродром и опознать тела. Лалкин взял с собой врача израильской команды доктора Вигеля. Они увидели страшную картину — обгоревшие трупы своих товарищей.

МЮНХЕН, 6 СЕНТЯБРЯ, ДЕСЯТЬ УТРА

Поминальная служба по Моше Вейнбергу и Йосефу Романо была назначена на десять утра. Но прощаться пришлось и с остальными убитыми спортсменами.

Анки Шпицер прилетела из Голландии. Когда она оказалась в Олимпийской деревне, то увидела повсюду тренирующихся спортсменов. Картина показалась ей фантасмагорической. Рядом стояли гробы, а они продолжали заниматься спортом.

Вот теперь стало ясно, как много в Мюнхене полиции. На военный аэродром Фюрстенфельдбрюк не могли отправить десяток снайперов. Теперь же в столице Олимпийских игр собрали пятнадцать тысяч полицейских, не считая солдат бундесвера и служащих пограничной охраны.

Церемония в память погибших проходила на Олимпийском стадионе. Присутствовали семьдесят тысяч человек. Арабские делегации не пришли. Было несколько глав государств, пришел американский спортсмен Джесси Овенс, герой Олимпиады 1936 года. Отсутствовала советская делегация, пришли несколько человек из команд Польши и ГДР. Из всех социалистических стран только в Восточном Берлине показали церемонию прощания с убитыми израильскими спортсменами.

«А что же Москва? — задавался вопросом писатель Александр Кикнадзе. — Москва молчит. О трагедии ни слова. Зато бурный поток радиосообщений о победном шествии советских олимпийцев, о медалях, добытых за последние дни. Близится пятидесятилетие образования СССР, и посланцы Москвы все ближе к выполнению социалистического обязательства — ознаменовать юбилей пятьюдесятью золотыми медалями.

Объявлено о траурном митинге, который состоится на Олимпийском стадионе. Руководство советской делегации строго предупреждает своих олимпийцев, журналистов, туристов: на митинг не ходить! Бойкотируют митинг и подневольные делегации социалистических стран».

Одиннадцать мест — по числу погибших — оставили пустыми. Сначала слово предоставили Шмуэлю Ладкину как главе израильской делегации. Потом выступил президент МОК.

— К сожалению, — говорил Эйвери Брэндедж, — в этом несовершенном мире чем значительнее становятся Олимпийские игры, тем более они уязвимы для коммерческого, политического и преступного давления. Игры XX Олимпиады стали объектом двух омерзительных атак. Мы ведь еще и проиграли битву за Родезию, поддавшись откровенному политическому шантажу. Надеюсь, все согласятся со мной, что мы не можем позволить горстке террористов разрушить международное сотрудничество и добрую волю Олимпийского движения.

«Битва за Родезию», упомянутая президентом Олимпийского комитета, была проиграна, когда африканские страны потребовали не допускать к Играм команду страны, где процветал расизм. Сравнение было явно неуместным.

— Игры должны продолжаться, — объявил Брэндедж. — Мы объявляем сегодня день поминовения и продолжим соревнования днем позже, чем предполагали.

Толпа радостно зааплодировала.

Один из присутствовавших на стадионе горько заметил:

— Эти люди пришли не для того, чтобы почтить память убитых. Они пришли, чтобы узнать, продолжатся ли Игры.

Во время поминальной службы умер от сердечного приступа Кармель Элиаш, двоюродный брат Моше Вайнберга. Он приехал на Олимпиаду туристом. Его сердце не выдержало этой трагедии.

Спортивный телекомментатор Нина Еремина вспоминала: