Мюсли

— Он понимает, что с третьим романом это будет трилогия, и в последнем романе должна быть рассказана вот эта бодяга о наследстве и всем, что потом было. Если он этот роман напишет, получится гениальная трилогия, но все всплывет. Копирайт, допустим, все равно его, но он уже привык к славе, то-сё… Кроме того, у него любовь с одной рыжей дамочкой, но он ее любит просто так, а она в нем любит гениального писателя. Ее даже деньги не интересуют, только гениальность в чистом виде.

— И она его бросит, как только узнает правду, — говорит Зарик.

— Да, сразу же. Этого он и боится. И он решает рискнуть. В конце концов, он знает, что писать, только не знает, как. Короче говоря, он едет в Португалию.

— Почему в Португалию? — спрашивает Лиза.

— Он всегда мечтал съездить в Португалию.

— И встречает там другую дамочку, краше первой, которая любит его просто так, — говорит Лиза.

— Нет.

— Покупает ферму и находит свое счастье в сельском хозяйстве, — говорит Зарик.

— Нет.

— Пишет гениальный роман, и все раскрывается.

— Нет.

— Пишет плохой роман, — говорит Лиза, — и получает Нобелевскую премию.

— Нет, — говорит писатель, подумав, — нет. Это какой-то кондовый реализм получится.

— Сходит с ума на почве рыжего цвета, — говорит Зарик довольно мрачно. — Но какое это имеет отношение к фигурам речи?

— Никакого, — говорит писатель озадаченно. — А что?

Лиза фыркает. Писатель допивает и обиженно откланивается. Зарик молча смотрит ему вслед.

— Это не человек, а поток сознания, — говорит Лиза, пожав плечами. — Текилы хочешь?

— Обжопится он с этим сюжетом, — говорит Зарик задумчиво. — Нет, не надо. А тебе рыжие нравятся?

Лиза смотрит на него сочувственно.

— Всё не можешь забыть?

— Давно забыл, — говорит Зарик сердито.

Улыбнувшись, Лиза поворачивается к спускающемуся по лестнице Косте. Маленький продавец книг идет нетвердо, сгорбившись; лицо у него больное. Лиза предусмотрительно снимает с полки бутылку.

— Что с вами?

— Мне немножко не по себе, — признается Костя. — Знобит. Собственно говоря, я хотел попрощаться,

— Вы ложитесь в больницу?

— Нет, я не болен.

— Вот те раз, — говорит Лиза. — Увольняетесь?

— Нет. — Костя мнется. — Но меня здесь уже не будет. — Он переходит на шепот. — Я хочу сказать, именно меня, потому что с понедельника я буду брать уроки музыки.

Лиза пытается осмыслить.

— Немножко текилы? — говорит она наконец. — За счет заведения.

Словно не понимая, Костя всматривается в яркую бутылку. Костин взгляд бредет и спотыкается, его мутит. Слабеющий взгляд безвольно ощупывает стекло.

— Бесполезно, — говорит Костя. — Вы всегда были ко мне добры. Всё, что вы увидите, — не думайте, что это я. Мне было бы тяжело вас обидеть. Прощайте, дорогая.

Сдавленно всхлипнув, он тащится обратно наверх. Лиза беспомощно смотрит на Зарика и что-то шепчет ему на ухо.

— А какая рука? — спрашивает Зарик.

— Вроде левая.

— Левая — это рука проклятья.

— Зарик, — говорит Лиза раздраженно, — пожалуйста.

— Ну так что, — возражает Зарик. — Если он на этом спятил, то для него это самая настоящая правда. И он сделает так, чтобы это стало правдой для всех, с кем он общается. Тебе лучше привыкнуть заранее и вообще владеть предметом. Хочешь, я поищу в книжках всякую подручную мистику?

Лиза отвечает гневным взглядом.

— Напрасно, — говорит Зарик спокойно. — Если ты будешь переживать

из-за того, что не все вокруг такие рассудительные, как ты, то сама скоро свихнешься.

Лиза хмурится и молчит. Зарик болтает ногой и разглядывает свой ботинок.

— Пойти с ним поговорить? — предлагает он.

— Он не любит разговаривать с незнакомыми, — говорит Лиза. — И что ты ему скажешь? Если он действительно спятил, какая ему теперь польза от разговоров?

— А от чего вообще есть польза? — говорит Зарик, разглядывая сверкающий строй бутылок. Бутылки молчат и сияют, словно хранят какую-то очень важную тайну.

— А я знаю, — говорит Аристид Иванович глухому ночному небу. Он стоит на скрещении дорожек перед небольшим иссякшим фонтаном, и со всех сторон черной тенью деревьев к нему подступает ночь. Собака, держась поближе к его ногам, обнюхивает бесцветный неподвижный песок. Закрыв тысячу глаз, переставая дышать, ночь останавливается, нащупав какую-то невидимую границу — волшебный круг, на пределе сил очерченный еще живым взглядом. Оказавшись в каверне пространства, в центре мира, в средоточии одиночества, человек и животное растерянно переглядываются. — Знаю, — повторяет старикашка и достает сигареты. — А впрочем, — добавляет он, фыркнув, — много было на свете таких уродов.

— Вот урод, — чуть слышно бормочет кто-то.

— Тредиаковский, — говорит Александра Генриховна, насупившись, — был почтенный и порядочный человек.

Девица Пухова непочтительно гогочет.

— Его филологические изыскания, — продолжает Александра Генриховна еще более мрачно, — замечательны.

— Необыкновенно выгодно быть честным и порядочным в мелочах, — говорит Даша ядовито.