Лив бросил шпильку в траву. Земля разошлась с негромким треском; на месте, где упала шпилька, поднялся, как змеиная головка, росток. Секунда – и молодое дерево неизвестной породы стояло, покачиваясь на ветру, поводя клейкими листочками, удивляясь само себе.
– На память, – сказал Лив.
– Почему здесь?
– Здесь раздорожье. Место, где мы разойдемся.
– Погодите, Лив… Что заставило вас сесть с ним… с этим… за эту доску? Кто? Почему он показывал пальцем… вверх, в потолок?
– Кто его знает. – Лив беспечно улыбнулся. – Он суетился, он размахивал руками… Как мы теперь догадаемся, что он имел в виду?
Ворона смотрела с дорожного указателя – насмешливо, как представлялось Доминике. Время шло; каждая уходящая секунда трогала волосы на голове – как ветер или как сильный страх.
– О чем еще вы хотите меня спросить?
Доминика оглянулась на карету в отдалении. Сыр не маячил больше на козлах – видимо, спустился вниз поболтать с Нижей.
Тогда она поднялась на цыпочки и крепко обняла своего спутника. И снова поразилась, обнаружив, что он почти ничем не пахнет. Разве что древесным соком и небом после молнии – чуть-чуть.
– Куда вы теперь?
– Я ведь бродяга, Доминика, вы помните. Дорога – мой дом…
Он осторожно высвободился. Церемонно поцеловал ей руку:
– Прощайте, моя госпожа. Берегитесь сомнительных портных и никогда не говорите вашему Денизу, что произошло с ним на самом деле.
– Я еще увижу вас… когда-нибудь?
Этот вопрос она задавала себе потом – много раз.
Особенно он мучил ее ночью, когда, просыпаясь рядом со сладко сопящим мужем, она прогоняла свой сон.
Ей снилось, что ворона слетает с дорожного указателя, садится на верхушку молодого дерева и, широко разевая рот, отрывисто каркает:
– Привет, Мизеркаль!