Мизери

— Без четверти пять, — повторила Светлана Петровна. — Если Света дома, но не хочет подходить к телефону, скажите ей, что мы ждем ее до четверти шестого, а потом начинаем спектакль. Скажите ей, что пьеса провалится по ее вине. Скажите…

— Без четверти пять? — ужаснулся мистер Тищенко. — Не может быть! А Света еще не пришла. Что ж это такое? У меня часы на час отстают? Вы уверены?

— Абсолютно. Так, наверное, в этом и дело, что ваши часы отстали. Я очень рада, что все дело в этом…

— В чем? — Тищенко рассердился. — В чем дело? И где Света?

— Об этом я вас битый час спрашиваю.

— Она ушла прогуляться с мальчиком, — признался Тищенко. Судя по скачкам его голоса, он ходил с телефоном в руках по квартире.

— Что за черт! Часы во всем доме отстают на час! Или уже ввели летний режим? А? Вы не в курсе? Понимаете, это очень важно… У нас неотложное дело… Нам… Если Света опоздает… Да кто ж это все часы перевел?..

«Сказка «Аленький цветочек» продолжает сказываться», — подумала Светлана Петровна, кажется, догадавшаяся, кто перевел назад все часы в доме Тищенко. И еще она, прикусив язык, догадалась, как зовут мальчика, с которым ушла гулять Света Тищенко. Теперь ей страстно хотелось поскорее закончить утомительный разговор, пока сам мистер Тищенко, недогадливый мистер Тищенко… Пока он сам…

Тем не менее она терпеливо выслушала рассказ о неотложном деле, для совершения которого возвращение маленькой Светы домой с прогулки было так же необходимо, как ее появление в гимназии для успешной премьеры «Победившего мира». К концу сбивчивых объяснений дело Тищенко показалось ей безнадежно погубленным. Возможно, замолчав, Тищенко тоже осознал сей факт, ибо его заключительное «Понимаете?» прозвучало жалобнее, чем можно было того ожидать от обладателя столь красивого, богатого темпераментом голоса.

— Понимаете? — жалобно спросил мистер Тищенко. — И куда же она подевалась? — Разговор, словно проявленный негатив, поменял тона на противоположные. — Она знает, что через десять минут нам выходить. То есть нам надо было выйти полчаса назад…

— Да–а–а… — дежурно посочувствовала ему Светлана Петровна и посоветовала: — Возьмите такси.

Самуил Аронович, сидевший напротив, слушавший все с неослабевающим вниманием и, наверное, многое понимавший, вдруг всплеснул руками и указал пальцем на дверь. Взглянув через плечо, Светлана Петровна ахнула. Дверь была приоткрыта. В щель просунулась голова Славы Письмана.

— Что? — шепнула ему Светлана Петровна, прикрыв трубку рукой.

— О’кей! — сказал Письман и распахнул дверь.

Было без семи пять. Мистер Тищенко из трубки напомнил об этом. Вся хитрость, таившаяся до поры в тайниках души Светланы Петровны, поднялась и заслонила собой последние сомнения в верности принятого решения. Не попрощавшись, она грохнула трубку на рычаг и встала навстречу входящим, предоставив мистеру Тищенко в одиночестве наблюдать, как приближается к пяти неумолимая стрелка часов. Встал также и Самуил Аронович, историк.

Первым вошел Ростислав Письман в шотландской юбочке из детства Светланы Петровны. За ним вбежала заплаканная Марина с прекрасной, густой, несколько коротковатой, но тщательно заплетенной толстовской косой, насурмленная и нарумяненная, как матрешка. Третьим вступил Дэвид Смит. Лицо его выражало грозную непреклонность, а за руку он вел (почти тащил, как преступника на суд, так что она перелетела через порог чуть не кувырком после последнего рывка) — маленькую, как малиновка, в красном сарафане с лентами, путающимися у всех под ногами, с волосами, частью распущенными по плечам, а частью заплетенными в мелкие уродливые кривые косички… маленькую, Смиту не выше груди и на голову ниже Марины… Маленькую, нахмуренную, отворачивающуюся, глядящую исподлобья, коротко и подозрительно, угрюмо и капризно, все в одну точку…

«Над головой у меня, что ли, эта точка?» — подумала Светлана Петровна и сразу: — Ну, вот и хорошо, привел. Ну, вот…

……………………………..

— Вот так царевна! — воскликнул Самуил Аронович и зааплодировал.

— Это Света! — объяснила Светлана Петровна.

— Я понял, — сказал историк. — Великолепный костюм. Сами шили?

Светлана Петровна не ответила. Она испытала приступ счастья и сейчас справлялась с ним, глотая слезы. «Неужели я люблю эту девочку?» — мелькнула испуганная мысль и пропала. Ничего особенного–то не случилось! Просто пришла Света. Ее заложница. Ее чудная любимая Вонючка, украденная из царства Неотложных Дел бесстрашным королевичем Письманом, юбка которого, заметила Светлана Петровна, лопнула по шву, но времени зашивать ее не было вовсе, и она взмолилась только, чтобы Дэвид Смит, отпустивший наконец вырывающуюся руку одной из царевен, не обратил внимания на не столь уж существенную неполадку в костюме второстепенного актера. Пожалуй, она могла не опасаться этого. Без сомнения, в данную минуту — последнюю перед подъемом занавеса — решалась судьба главной роли.

— А почему–у–у?.. — хором заголосили обе царевны.