Она дошла до кровати, натолкнулась на нее, пошатнулась, и Полу показалось, что она вот-вот рухнет на него. Но она просто стояла и смотрела на него сверху вниз. Лицо ее было белее бумаги, на шее выступили сухожилия, а в центре лба пульсировала маленькая жилка. Руки ее то сжимались в твердые, как будто каменные, кулаки, то разжимались. — Ты… ты… ты грязный подлюга!
— Что… Я не… — Но внезапно он понял. Из него как будто исчезли все внутренние органы. Он вспомнил, где была закладка накануне вечером. Три четверти книги. Теперь она ее дочитала. И ей известно все, что можно было узнать. Она узнала, что не Мизери была бесплодна, а Йен. Да она же сидела в своей все-еще-неувиденной-им гостиной, раскрыв рот и вытаращив глаза, и читала о том, как Мизери узнала правду, приняла решение и украдкой улизнула к Джеффри! Наверное, в ее глазах стояли слезы, когда она читала о том, какое отнюдь не целомудренное дельце провернули Мизери и Джеффри за спиной человека, которого они оба любили, и как сделали этому человеку драгоценный подарок — ребенка, которого тот будет считать своим! И уж конечно, сердце Энни отчаянно заколотилось, когда Мизери объявила Йену, что она беременна, и Йен стиснул ее в объятиях, повторяя: «Дорогая моя, дорогая!» Ей полагалось бы зарыдать от горя, когда Мизери умерла во время родов (ребенка, вероятно. Йен и Джеффри будут воспитывать вместе), но вместо этого она обезумела от ярости.
— Она не может быть мертвой! — завопила Энни Уилкс. Ее кулаки сжимались и разжимались все энергичнее. — Мизери Честейн НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МЕРТВОЙ!
— Энни… Пожалуйста, Энни…
На столике возле кровати стоял стеклянный кувшин. Энни схватила его и замахнулась. Холодная вода выплеснулась ему в лицо. Кубик льда упал на подушку у левого уха и скользнул вниз, к плечу. В воображении
(«таком ярком!»)
Он видел, как кувшин опускается на его лицо, как раскалывается череп, ледяная вода заливает мозг и он умирает, а руки покрываются гусиной кожей.
Она хотела этого — никаких сомнений.
В самое последнее мгновение она отвернулась от него и швырнула кувшин в сторону двери, и он раскололся, как недавно раскололась супница.
Потом она снова посмотрела на него и тыльной стороной ладони откинула волосы с лица.
— Подлюга! — выдохнула она. — Ты мерзавец и грязный подлюга! Как ты мог!
Он торопливо заговорил, глядя ей в глаза и сознавая, что его жизнь, вполне возможно, зависит от того, что он сейчас скажет:
— Энни, в 1871 году женщины часто умирали при родах. Мизери отдала жизнь ради мужа, лучшего друга и ребенка. Душа Мизери навсегда останется…
— Мне не нужна ее душей — закричала она. Ее скрюченные пальцы готовы были, как когти, вцепиться в него и вырвать ему глаза. — Мне нужна оно! Ты убил ее! Ты — ее убийца!
Она опять сжала кулаки и с силой опустила их на подушку, как раз возле его головы. Он подпрыгнул на кровати как кукла, и ноги немедленно отозвались болью.
— Я не убивал ее! — отчаянно крикнул он. Она замерла; на него смотрело пустое черное лицо — уже знакомая черная расселина.
— Ну конечно, нет, — со злым сарказмом отозвалась она. — А если не вы. Пол Шелдон, то кто же это сделал?
— Никто, — ответил он уже спокойнее. — Просто она умерла.
По крайней мере это было правдой. Если бы Мизери Честейн была настоящей женщиной, полиция вполне могла бы предложить ему «оказать содействие в расследовании», как обычно говорят те, кто не привык называть вещи своими именами. Прежде всего у него был мотив — он ненавидел ее. Уже в третьей книге он ее возненавидел. Однажды он написал небольшую книжку, неофициально напечатал ее маленьким тиражом и к первому апреля разослал дюжине своих близких знакомых. Книжка называлась «Увлечение Мизери». В ней рассказывалось о том, как весело Мизери провела выходные в загородном доме, трахаясь с Ворчуном, ирландским сеттером Йена.
Он мог бы убить ее… но не убивал. Ее конец вопреки его отвращению к ней в какой-то мере стал неожиданностью для него самого. До самого конца надоевших ему похождений Мизери он оставался верен себе в искусстве подражания — конечно, бледного подражания — жизни. Мизери умерла совершенно неожиданно. Факт оставался фактом, и счастливый смех автора в конце ничего не менял.
— Вы лжете, — прошептала Энни. — Я думала, вы добрый, но вы не добрый. Вы — старая глупая скотина и грязный подлюга.
— Ее не стало, вот и все. Так бывает. В жизни случается, что человек…
Она опрокинула столик. Единственный неглубокий ящик вылетел. Наручные часы Пола и монеты, которые были в день аварии у него в карманах, раскатились по полу. А он даже и не знал, что они все время лежали здесь. Ему удалось отодвинуться от нее.
— Вы, наверное, думаете, что я вчера родилась, — сказала она. — Я работала и видела десятки — нет, сотни умирающих людей. Иногда человек мучается, иногда умирает во сне; просто был человек — и его не стало, совершенно верно, как вы и говорите.