Мизери

Чувствовалось, что во всей этой истории есть что-то странное. Старик Шинни тоже был явно озадачен, однако в конце концов подтвердил диагноз.

Большинство жителей деревни приняли предложенное объяснение: у девушки от рождения было больное сердце, так бывает редко, но почти каждый обитатель Сторпингон-Феркилла мог припомнить один или два подобных примера. Наверное, это единодушие и спасло Биллфорда от потери практики (если не от виселицы) после ужасной развязки. Абсолютно все были удивлены смертью девушки, но никому не пришло в голову, что она, возможно, вовсе не умирала Через четыре дня после похорон, миссис Соме, придя на кладбище, чтобы положить цветы на могилу мужа, скончавшегося прошлой зимой, увидела, что на земле лежит нечто белое.

Предмет был слишком велик для цветочного лепестка, поэтому пожилая дама решила, что перед ней какая-то мертвая птица.

Приблизившись к белому предмету, она заметила, что он, не просто лежит на земле, а торчит из нее. Робея, Она подошла еще ближе и поняла, что из свежей могилы высунулась человеческая рука. Скрюченные пальцы застыли в чудовищном жесте, выражающем мольбу.

Все пальцы за исключением большого были окровавлены и стерты до костей.

Миссис Соме опрометью бросилась с кладбища, добежала до главной улицы Сторпинга — одолев бегом примерно милю с четвертью — и рассказала об увиденном парикмахеру, который одновременно исполнял обязанности местного констебля, после чего упала в обморок. В тот же день она слегла и не поднималась с постели почти месяц. И никто из жителей деревни не упрекнул ее в притворстве.

Естественно, тело несчастной мисс Ивлин. — Хайд было извлечено из могилы. Подъезжая вместе с Джеффри Оллибертоном к англиканскому кладбищу, миссис Рэмедж корила себя за то, что в свое время наслушалась рассказов об эксгумации — слишком они были страшными.

Доктор Биллфорд, потрясенный до глубины души, констатировал каталепсию. По всей видимости, бедная девушка впала в некий транс, подобный тому, какой могут произвольно вызывать у себя индийские факиры, чтобы затем лежать по несколько суток под землей или втыкать в тело иглы. Транс мисс Ивлин. — Хайд продолжался от сорока восьми до шестидесяти часов, во всяком случае, достаточно долго, так как очнулась она не на лужайке, где собирала цветы, а под слоем земли в гробу.

Девушка эта отчаянно сражалась за жизнь, и миссис Рэмедж подумала, входя на кладбище, окутанное легким облаком тумана, в котором покосившиеся надгробия казались торчащими из моря утесами, что запредельное мужество несчастной вместо почтения вызывает лишь еще больший ужас.

Та девушка была помолвлена. В ее левой руке — из-под свежевскопанной земли на кладбище выбралась правая — было зажато обручальное кольцо с алмазом. Этим кольцом она вспорола атласную обивку гроба, и одному Богу известно, сколько часов ей понадобилось на то, чтобы процарапать кольцом деревянную крышку.

После этого она, по всей вероятности, продолжала резать кольцом стенки гроба, а правую руку пыталась выпростать на поверхность. Усилий оказалось недостаточно, воздуха не хватало.

Когда девушку вытащили из могилы, лицо ее было темно-багровым, а налившиеся кровью выпученные глаза хранили выражение предельного ужаса.

Часы на колокольне пробили двенадцать; в этот час, как миссис Рэмедж слышала когда-то от матери, приоткрывается дверь между жизнью и смертью и мертвые могут возвращаться.

С каждым шагом ее панический страх не убывал, а, наоборот, увеличивался, и она с огромным трудом заставила себя не закричать и не убежать прочь; она понимала, что если сейчас побежит, то будет бежать не останавливаясь, пока не рухнет замертво.

Дура, трусливая дура! — выругала она себя и добавила: Дура, трусиха, эгоистка! Не о страхах своих ты должна сейчас думать, а о Господине!

О.

Господин… Если только возможно. чтобы Госпожа… Ox нет же; даже думать о таких вещах — безумие. Слишком поздно, поздно, поздно.

Джеффри подвел ее к могиле Мизери, и оба они замерли как загипнотизированные. На камне было написано: ЛЕДИ КОЛТОРП. Дальше шли даты рождения и смерти и еще всего лишь три слова: ЕЕ ВСЕ ЛЮБИЛИ.

Миссис Рэмедж как будто очнулась после глубокого обморока.

Она посмотрела «я Джеффри и сказала:

— Вы ни принесли лопаты.

— Да.

Еще рано, — ответил он, распростерся на земле и приник к «ей ухом.

На могиле между развороченных лопатами комьев уже «начинали пробиваться первые ростки молодой травы.

Миссис Рэмедж держала в руке фонарь, и Скачала при его свете увидела «а лице Джеффри то же выражение, что и в минуту его появления на пороге ее дома, — выражение смертельного ужаса. Но затем его выражение стало меняться — к ужасу начала примешиваться едва ли не безумная надежда.

Он, взглянул вверх, на миссис Рэмедж. Глаза его были выпучены, губы шевелились.

— Я верю: она жива, — едва слышно прошептал он.. — О, миссис Рэмедж…

Внезапно он, перевернулся на живот и закричал прямо в землю — при иных обстоятельствах это было бы смешно:

— Мизери! МИЗЕРИ! МЫ ЗДЕСЬ! МЫ ЗНАЕМ! ДЕРЖИСЬ! ДЕРЖИСЬ, РОДНАЯ!