Мизери

Распухшая правая рука Пола была занесена над промокшей стопкой бумаги, и между большим и указательным пальцами была зажата горящая спичка.

Энни остановилась в дверях; в руке она держала обернутую в кухонное полотенце бутылку шампанского. Рот ее закрылся так резко, что щелкнули зубы.

Очень осторожно:

– Пол! Что ты делаешь?

– Книга готова, – сказал он. – Энни, это хорошая книга. Лучшая из книг о Мизери и, возможно, лучшая из всех, что я написал. А сейчас я собираюсь произвести над ней одну операцию. Хорошую операцию. Этой операции я научился у тебя.

– Нет, Пол! – завопила она. В голосе ее звучала смертная боль – она все поняла. Она протянула руки вперед, и позабытая бутылка шампанского выскользнула и разорвалась на полу, как бомба. Во все стороны разлетелись пенистые брызги. – Нет! Нет! ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО…

– Очень жаль, что ты никогда ее не прочтешь, – сказал Пол, улыбаясь. Впервые за долгие месяцы он искренне и лучезарно улыбался. – Могу сказать без ложной скромности: она более чем хороша. Энни, это превосходный роман.

Спичка догорала, пламя уже обжигало ему пальцы. Он уронил спичку. Было жуткое мгновение, когда ему показалось, что она погасла, а потом бледно-голубое пламя охватило верхний лист. Послышался явственный шорох. Огонь лизнул кипу бумаги сбоку, нашел горючее и взвился желтым вихрем.

– О БОЖЕ, НЕТ! – кричала Энни. – ТОЛЬКО НЕ МИЗЕРИ! ТОЛЬКО НЕ МИЗЕРИ! НЕ УБИВАЙ ЕЕ! НЕТ! НЕТ!

Лицо ее блестело в ярком свете пламени.

– Хочешь загадать желание, Энни? – крикнул Пол. – Хочешь загадать желание, ты, тварь?

– О БОЖЕ МОЙ ПОЛ ЧТО ТЫ НАДЕЕЕЛАЛ!

Она шагнула вперед, вытянув руки перед собой. Теперь бумага уже не просто горела, она полыхала. Серый бок «Ройала» быстро чернел. Горючее разлилось, под машинкой и между клавишами заплясали язычки огня. Пол чувствовал, что лицо его поджаривается.

– ТОЛЬКО НЕ МИЗЕРИ! – завывала Энни. – ТЫ НЕ МОЖЕШЬ СЖЕЧЬ МИЗЕРИ, ТЫ, ГРЕБАНЫЙ ЩЕНОК, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ СЖЕЧЬ МИЗЕРИ!

А потом она сделала то, чего он почти с полной уверенностью ожидал. Она подхватила горящую стопу бумаги и повернулась к Полу спиной, вероятно, намереваясь бежать в ванную и там залить рукопись водой.

Как только она повернулась, он схватил «Ройал», совершенно не чувствуя боли оттого, что искалеченная его рука сжала раскаленный бок машинки. Поднял «Ройал» над головой. С каретки падали синие огненные капли. На них Пол обратил не больше внимания, чем на вспышку боли в спине. От сверхусилия и предельной целеустремленности его лицо исказилось в безумной гримасе. Он швырнул машинку вперед. Она ударила Энни в середину ее широкой спины.

– УУУУУХ! – Это был даже не вопль, а протяжный удивленный стон. Энни рухнула на пол, накрыв телом пачку горящей бумаги.

Маленькие синие огоньки танцевали на доске, служившей Полу письменным столом. Тяжело дыша (каждый вздох ощущался как глоток расплавленного железа), Пол отшвырнул доску, рывком поднялся и встал на правую ногу.

Энни корчилась и выла на полу. Между ее левой рукой и боком взметнулось пламя. Энни завопила. Пол почувствовал запах горящей кожи, горящего сала.

Ей удалось подняться на четвереньки. Почти вся рукопись осталась на полу; одни листы все еще горели, другие, шипя, гасли в луже шампанского, а часть горящей бумаги Энни по-прежнему сжимала в руках. Шерстяной свитер Энни горел. Темно-зеленые бутылочные осколки впились ей в предплечья. Осколок побольше торчал, как лезвие томагавка, из ее правой щеки.

– Я убью тебя, поганый ты лжец, – проговорила она и поползла к нему на коленях. Ей удалось сделать три «шага», потом она наткнулась на пишущую машинку и упала. Она еще успела повернуться на бок, и тут Пол рухнул на нее сверху. Даже сквозь ее тело он почувствовал под собой острые углы машинки. Она завопила, как кошка, изогнулась, как кошка, и попыталась выскользнуть из-под него, как кошка.

Огонь вокруг почти погас, но Пол чувствовал, что от извивающейся под ним горы мяса исходит нестерпимый жар, и понимал, что ее лифчик и по крайней мере часть свитера намертво вжарились в тело. Никакой жалости он не испытывал.

Она попыталась стряхнуть его, но он удержался и лежал теперь на ней, как насильник. Лицо его почти касалось ее лица. Он протянул правую руку вбок, твердо зная, что ему нужно.

– Слезь с меня!

Его рука захватила полную горсть мокрой горячей бумаги.

– Слезь с меня!

Он скомкал листы бумаги, гася пальцами последние огоньки. Он чувствовал запах Энни – запах горелого мяса, пота, ненависти, безумия.

– СЛЕЗЬ С МЕНЯ! – заорала она, широко разинув рот, и тут Пол заглянул во влажную пасть богини. – СЛЕЗЬ С МЕНЯ, ГРЕБАНЫЙ ТЫ ЩЕ…

Он затолкал в эту вопящую разинутую пасть ком бумаги – белой, черной, коричневой, как кожица луковицы. Ее выпученные глаза еще сильнее расширились от неожиданности, страха и новой боли.