Мизгирь

Когда он проснулся уже вовсю светило солнце, с кухни пахло оладьями, а за окном лаяли собаки, которых выгуливали те же самые дворовые старушки, что после целый день сидели на скамейках, сменяя друг друга, как караул стражников в книжке про короля. Одни бабушки уходили, а им на смену тут же выходили другие, заступая на пост бдения над дворовым порядком. Они усаживались поудобнее на скамейки, подстелив под спину специальные коврики, чтоб не надуло. У каждой бабушки был свой дворовый коврик, который они выносили с собою, свёрнутым в трубочку, разворачивали и расстилали на скамейку, и уж только потом садились. Сев, они непременно доставали что-нибудь из небольшой авоськи – вязание, газету, кулёк семечек, книгу, кроссворд, массажёр-каталку – и принимались за работу, не забывая при этом поглядывать время от времени по сторонам, опустив очки на нос, и, если уж примечали непорядок, то тут же прекращали его грозным окликом. Обычно этого хватало, но для совсем уж хулиганов, как, например, Костик Прокопченко, у бабушек была наготове проверенная вещь – зелёная ветка. Она была многофункциональна, ею отгоняли от ног назойливую мошкару и ею же давали по мягкому месту третьекласснику Костику, родители которого сами просили о том старушек и даже благодарили за вовремя оказанное воспитание и применённый метод. Костик старушек боялся и уважал, поэтому едва завидев вставшую со скамейки бабушку с веткой в руке, он, как правило, успокаивался и становился послушным и шёлковым ребёнком. Правда, ненадолго, но это уже другой вопрос.

Позавтракав и заглянув к маме, Витька нашёл её бледнее, чем обычно, она приоткрыла глаза, поглядела на сына и вновь смежила веки, даже не сказав своё обычное: «А вот и Витюха-два уха», и Витька понял, что дело плохо и медлить нельзя. Бабушка была молчалива и глаза её опухли и покраснели, она почти не говорила с внуком и только погладила его по волосам, накрыв на стол и выйдя из кухни. И вот сейчас Витька сидел на подоконнике и писал письмо гномику.

– Дорогой гномик, – гласило оно, – Ты помог уже Алинке и Саньке, Руслану и Дениске, и ещё, наверное, другим. Помоги и мне тоже. Мне очень нужно, чтобы мама моя не умерла, и её не закопали в землю, как бабу Дусю. Милый гном, сделай, прошу, так, чтобы мама поправилась. Я всегда читаю ей сказки про ваш народ, мы очень их любим».

И внизу подпись «Витька из пятой квартиры». Теперь следовало сделать самое главное – проколоть палец, выдавить каплю крови и поставить печать на лист. Витьке было страшно, крови он боялся, но страх за маму был сильнее, и, крепко зажмурившись, он ткнул в подушечку пальца заранее стащенной у бабушки, булавкой. Стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя, он открыл глаза и с бешено бьющимся сердцем глянул на палец. Тёмная вишнёвая капля набухала на его поверхности, становясь всё больше и больше. Витька вгляделся в неё, ему показалось на миг, что она живая, и внутри неё кружатся, как снежинки, мириады крошечных шариков, не сталкиваясь каким-то чудом друг с другом, но каждый летя по своей невидимой чёткой траектории, как звёзды и кометы во Вселенной. Он выдохнул и припечатал палец к листу, оставив на его белизне алый след, словно язычок пламени лизнул слегка письмо, да так и застыл на нём. Витька свернул листок и вложил его в конверт, который он тоже склеил сам, он умел, в садике они как раз писали письмо Деду Морозу и мастерили такие конверты, и, заклеив его, спрятал на полке между книжками.

День пролетел как во сне, Витька что-то делал, гулял, общался с друзьями, но всё было как будто не по-настоящему, словно не с ним, а с каким-то другим мальчиком. Он ждал вечера. И вот солнце скрылось за пятиэтажками, и они с мальчишками разошлись по домам. Папа сегодня дежурил, мама уже спала, а бабушка, накормив его ужином, поцеловала в лоб и попросила тихонько поиграть до сна и не шуметь, не тревожить маму. Витька на цыпочках выскользнул из квартиры, сбегал на первый этаж и тут же вернулся обратно в квартиру. Бабушка, занятая своими мыслями, даже и не заметила его недолгого отсутствия. Витька выдохнул и пошёл к себе, занявшись машинками, чтобы бабушка ничего не заподозрила, а после лёг спать. Ночью он проснулся оттого, что услышал, как ему показалось, какой-то шёпот, который звал его по имени.

– Ви-и-итя-я…. Ви-и-итя-я….

Витя поднялся с постели и подошёл к двери, прислушался, звук доносился из коридора. Он вышел из спальни. В квартире было темно и тихо, бабушка с мамой спали. Шёпот звал и звал, монотонно, беспрерывно, настойчиво… Витька подошёл ко входной двери, постоял так немного и повернул замок – раз, два, три. Открыл.

– Ви-и-итя-я…. Ви-и-итя-я, – казалось, сами стены подъезда шептали его имя, и шёпот этот расползался по потолку, ступеням и дверям других квартир.

– Ви-и-итя-я…. Ви-и-итя-я, иди сюда-а-а-а…