Первое время Ююкин жил одной лишь тревогой за жену. Но когда доктор сказал, что нет ничего страшного, кроме перелома ключицы и химического ожога потной шеи о смесь из огнетушителя, Геннадий Петрович взорвался и превратился в самого себя. Он повязал галстук, вынул из «Мерседеса» китель и разыскал фуражку. По причине того, что на улице он практически не бывал, надобность в папахе отсутствовала. Он служил в летней форме одежды вот уже третий год. Став снова генералом Ююкиным, он вернул себе способность думать. И когда Веру заносили в салон микроавтобуса, он уже помнил разговор с Поликарпом Доброхотовым, в котором тот проронил странную фразу: «Представь, что было бы, если бы подобное случилось с твоей женой…»
Речь шла о правой руке дяди Поли Гураме, машина которого в хлам была разбита этой ночью, и деньги из которой, миновав протокол осмотра места происшествия, переместились из салона «Кайена» в кабинет Ююкина.
«Представь, что было бы, если бы подобное случилось с твоей женой…»
И в голосе Доброхотова цвела угроза. Он не услышал ее тогда, а сейчас вынужден был признавать, что некоторые люди, слетая с катушек, перестают адекватно ощущать себя в реальном мире.
Эта мразь… «таксист» позорный… положение которого среди людей погано, а в преступном мире просто ничтожно…
«Представь, что было бы, если бы подобное с твоей женой случилось…»
…эта тварь… Да понимает ли он, кому сделал плохо и что за времена теперь настанут?..
Ююкину не хватало воздуха. Он уже жалел, что поехал с Верой. С ней все в порядке, кроме поселившегося в ней испуга, от которого не умирают, ничего нового в ней он не обнаружил. Нужно было отправлять ее в больницу, а самому делать дела. А сейчас в чреве этого маршрутного такси, в котором возят покойников, придется тащиться по МКАД часа два!
Выхватив из кармана кителя телефон и едва не повалив капельницу, Геннадий Петрович нажал на кнопку быстрого вызова. Ответил зам, Сидорчук.
– Группу захвата к дому Доброхотова! Немедленно! Всех, кто будет в адресе, – мордой об асфальт и – в Контору! Ты понял?!
XI
Шилов
– Почему же вы ничего не делаете?! – беснуясь и двигая всеми конечностями на одном месте, кричал Пискунов.
«Геленваген» никуда не торопился. Он просто ехал. Впереди него был миллион машин, позади нас – тоже миллион.
– Нет, надо же что-то делать! Почему вы не выбежите и не накроете эту шайку?!
Я обдумывал, как оказаться рядом с джипом. Предположим, выбраться через люк «Вольво» мы сможем. Дальше… Дальше нужно будет прыгать по капотам, багажникам и крышам машин, потому что дистанция между каждой в ряду – около полуметра, и расстояние от двери до двери автомобилей, двигающихся в соседних рядах, не более пятнадцати сантиметров. Само собой пришло решение дождаться развязки, например, на Варшавском шоссе, и попробовать приблизиться к казбекам на минимальное расстояние. Зажигать они не будут – джип после удара повело, и слава богу, что он вообще едет. А потом особую роль сыграет фактор неожиданности. Распахнуть одновременно все двери и выволочь балбесов на улицу. Пискунов утверждает, что один из них калека. Тем лучше. Значит, получится, фактически, пятеро против двоих. Возможность появления в их руках оружия меня не смущала. Хотел бы я посмотреть, как у них получится вынуть стволы или ножи, когда запертый салон их машины станет проветриваемым со всех сторон…
– Я вас не понимаю-у!.. – загудел, как перегретый самовар, Витя. – Вы пользуетесь моей беспомощностью, чтобы набить цену!
– Заткнись, дурак, – сказал ему Мокин.
– Но я не вижу запала!
– Сейчас я выну его из кармана и вставлю тебе, куда следует.
– Виктор Сергеевич, сколько вам лет? – спросил Пострелов.
– В данном случае… Здесь важен момент неожиданности! А если мы будем волочься за ними, они нас раскусят!..
– А не употеют они раскусывать всех, кто за ними едет? – спросил Мокин и нечаянно двинул Пискунова локтем в бок. – Извините, Виктор Сергеевич, это я так нервничаю перед схваткой. Простор ищу.
– Мои мозга мне подсказывают, что…
– Заткнись! – громко сказали я и Голев одновременно.
– До Варшавки еще километр, не меньше… – Пострелов кусал губу. – Здесь ночью прикольно ездить… Месяц назад еду, помню, ночью…
Я понимал Володю. В машине сейчас был только один рассудительный человек – он. Потому, наверное, что он был и тем единственным, кто не преследовал своего, то есть корыстного, интереса. Поняв, что в салоне началась склока, он решил охладить раскаленные головы.
– И что было той ночью? – спросил я.
– Ой, я не могу… Они сейчас уедут, – взвизгнул Пискунов.